— Именно здесь — нет. Но я не хочу давать повод для лишних вопросов. Проход между мирами — не моя тайна. И даже не Эрика.

— А можно проложить его до столицы? — поинтересовался Гуннар. — Там, наверное, будет легче сбыть и драгоценности, и краску. А потом верхами, и лошадей продать в Белокамне.

Получится недели две, но не настолько сильна задержка, чтобы беспокоиться.

— У тебя есть там знакомые, которые могли бы это сделать?

Гуннар подумал. Кое-кто из приятелей по пансиону мог бы, если верить доходившим порой слухам. Но не настолько близкими друзьями они были, чтобы через десять лет Гуннару воскреснуть и свалиться им на голову с контрабандой.

— Нет.

— А мне туда путь заказан.

Столица, пожалуй, больше Белокамня, один человек и там, и там — песчинка на морском берегу. Но именно в таких местах можно нос к носу столкнуться с тем, кого много лет не видел и видеть не желаешь. И, конечно же, это всегда происходит некстати. Чего этакого натворила спокойная и рассудительная одаренная? Скандальный поединок и жаждущие крови родственники «невинно» убиенного? Или что посерьезней?

— После того, как оглушила и быстро убежала? — неловко пошутил он.

— Нет, до того, — серьезно ответила Ингрид.

Они зашли в еще одну лавку, где купили два отреза шерсти того диковинного цвета, что никак не получить из растений. Краску для него добывали из багрянок — морских ракушек. Говорят, чтобы покрасить такой отрез — как раз на долгополое одеяние, что носили здесь — нужно было десять тысяч ракушек. Вот эту бы ткань попробовать сбыть в столице! Впрочем, кое-кто из купцов городского совета отдаст любые деньги, стоит лишь намекнуть, что такое полотно по карману лишь королю. И портной, обшивающий купца, об этом знает. А мать того портного пользовал Эрик, избавив от водянки, так что выходило, Ингрид знала, что делает.

Всю дорогу до постоялого двора Гуннар высматривал возможных соглядатаев, но так никого и не заметил. И все же соглядатаи были — или их с Ингрид выследили раньше, потому что ночью он проснулся от едва слышного скрежета засова.

Медленно и осторожно, чтобы не привлечь внимания, сунул руку под подушку, где лежал нож. Плетение или длинная прочная проволока, просунутая в дверную щель? Сквозь плотные занавеси свет с улицы почти не попадал, так что было не разглядеть, оставалось только слушать. Пахнуло горелым маслом и нагретым металлом. Значит, не одаренные — те бы положились на усыпляющее плетение и спокойно зажгли светлячок. Хорошо.

В доле ли хозяин? Дверь не скрипнула, значит, кто-то смазал петли уже вечером, после того, как он с Ингрид вернулся. Поднять шум или убивать сразу? И как выбираться из города, оставив за спиной трупы… сколько, кстати? Гуннар прислушался. Двое. Значит, и Ингрид будить незачем… впрочем, она, кажется, тоже уже не спит, дыхания не слышно. Или это просто он его не замечает, слишком внимательно прислушиваясь к мягкому шороху одежды и вглядываясь в светлые на фоне непроглядной темноты очертания вынутой из ножен стали.

Даже если хозяин не в доле, поднимать на уши стражу, чтобы искали убийц двух чужеземцев, он не станет — как бы самому виноватым не остаться. Додумать Гуннар не успел: вспыхнул светлячок, ослепляя. Гуннар слетел с кровати, но делать уже ничего не пришлось: оба ночных татя лежали, хрипя, на полу. И в самом деле, чего руки в кровище пачкать, когда можно просто сердце остановить. Мягко стукнула закрытая плетением дверь. Ингрид потянулась к одежде, Гуннар тоже начал собираться. Спрятать тела некуда, объясняться со стражей, не зная языка, заведомо бесполезно.

— Ворота? — только и спросил он.

— Море.

Гуннар мысленно пересчитал оставшиеся деньги. Место на корабле не купить, и едва ли кто выпустит судно из гавани посреди ночи. Но если есть море — есть и рыбацкий квартал, а там найдется желающий за несколько монет выйти в лодке не с сетями, а чтобы отвезти заказчика куда подальше. Да, может получиться. Гуннар поднял с пола потайной фонарь. Ингрид, поняв, снова его зажгла. Подсвечивая путь, они спустились к выходу. Если хозяин и был в доле с грабителями, у него хватило ума не пытаться остановить гостей.

Здоровенный засов на двери оказался не заложен, и едва ли его можно было сдвинуть проволокой. Вот так вот: пришли два чужеземца из ниоткуда и сгинули в никуда, никто искать не будет. Это тебе не караван, где несколько дюжин друг за друга горой. Ингрид, закрыв за собой дверь, обернулась — засов скрежетнул противным металлическим лязгом. Гуннар покачал головой — этак всех перебудишь, но одаренная только усмехнулась. Никто за ними не побежит, понял он. Жить всем хочется.

Как и в Белокамне, здесь по улицам ходила стража, но шаги и разговоры были слышны загодя, а потому каждый раз удавалось отступить в темноту, оставшись незамеченными. Ингрид шла, уверенно ориентируясь в паутине улиц и проулков. То ли врала, что была тут единожды, то ли в тот прошлый раз успела как следует изучить город. Спрашивать Гуннар не стал — не ко времени. Может, потом случай представится.

Дома стали ниже и между ними увеличилось расстояние, запахло гниющими водорослями и тухлой рыбой. Больше не слышно было стражи, зато забрехали псы.

Ингрид пошла вдоль полосы прибоя мимо перевернутых лодок, остановилась у одной. Рядом лежал ком тряпья, оказавшийся патлатым стариком, от которого за милю несло перегаром. Тот недовольно заворчал, просыпаясь. Когда над головой зажегся огонек, испуганно вытаращился. Видно было, что ему очень хочется сбежать, да ноги уже не те, чтобы удрать от молодых и шустрых, даже если не делать поправку на дар. Ингрид молча указала на лодку, на море, махнула рукой вдоль берега. Ткнула пальцем на восток, описала дугу по небу и застыла, держа руку над головой — мол, полдня пути. Достала из кошелька серебряк. Старик оценивающе оглядел их обоих, кивнул на монету, выставил две ладони с растопыренными пальцами, щербато улыбнулся. Ингрид, усмехнувшись, показала два пальца. Сошлись в итоге на четырех серебряках.

— Судя по карте, здесь в пяти лигах мыс, поросший лесом, — сказала одаренная, когда они уже сидели в лодке. Дорог нет, разве что тропы какие. Самое то пересидеть несколько дней.

Гуннар кивнул. Запасов в мешках не то чтобы вдосталь, но если есть раз в день, не особо набивая брюхо, хватит. Тепло, а на случай дождя у него в сумке лежит полог. И никаких соглядатаев. Разве что старик болтать начнет, напившись на радостях. Но не убивать же его просто так, на всякий случай?

Лодка оказалась дырявой, Ингрид то и дело собирала плетениями воду, выплескивая за борт, но ноги промокли все равно. Старик греб размеренно и ровно, видно: в молодости был силен и сноровист, да и сейчас наверняка мог бы жить безбедно, кабы не хмель. Слишком уж характерно он выглядел: одутловатое лицо, нос с синими прожилками. Слишком уж явно дрожали руки, когда не лежали на веслах. Впрочем, что Гуннару было за дело до чужеземного пропойцы? Довез до места, и ладно. Ингрид расплатилась честь по чести, но судя по тому, как на миг сбились с ровного ритма весла, а лицо старика перестало что-либо выражать, подчинить разум и заставить забыть, что кого-то возил, не побрезговала.