— Я не о том. — она коснулась амулета, и видно было, что понадобилось усилие, чтобы не отдернуть руку мгновенно. — Кого или чего ты опасаешься в моем доме? В моей постели?

— В кабинете, если быть точным, — усмехнулся он, понимая, куда клонит Вигдис.

Сбить с мысли не получилось, она не улыбнулась, по-прежнему заглядывая в глаза снизу вверх.

— И если здесь нет никого, кроме нас двоих…

Гуннар отступил на шаг, не отрывая взгляда от ее глаз. Медленно — на запястья словно навесили пудовые гири — потянулся к застежке амулета. Цепочка скользнула в непослушных пальцах, едва слышно звякнула о пол. Во рту пересохло, кровь колотилась в висках, мысли скакали и путались — поди тут поймай чужую, если вдруг что. Впрочем, даже если и почует — у него ни разу не получилось справиться с попыткой подчинить разум. Только и оставалось, что закрыть глаза и сдаться на милость Вигдис — нагому и беззащитному, словно младенец — отчетливо понимая: если что, это будет конец всему.

Вигдис всхлипнула, руки обвили его шею, волосы щекотнули подбородок, и Гуннар снова смог дышать. Обнял ее в ответ, потерся носом о макушку. Розмарин.

— Что тебе тот амулет, когда ты и без плетений из меня веревки вьешь? — прошептал он.

Она длинно, прерывисто вздохнула.

— Прости. Я теряю рассудок от одной мысли, что…

— Я тебя не обманываю.

— Прости, — повторила она. Прижалась крепче, теплая, голая, прошлась губами вдоль шеи.

— Ну и что ты делаешь? — усмехнулся он, поглаживая ее чуть ниже спины.

— Очень старательно пытаюсь показать что полна раскаяния…

— Загнав меня до полусмерти?

— Да, я чувствую, как ты устал, — хихикнула она, беззастенчиво прижимаясь бедром.

* * *

На следующий день к Гуннару явились гости: Олав Щедрый собственной персоной. Быстро обернулся, и вовсе не с караваном.

— Говорят, вы умеете не только сберечь, но и найти, — сказал он после приветствия.

— Иногда приходилось. Но я не ищейка, — улыбнулся Гуннар. Я борзая, которая нагонит и возьмет, но не будет выслеживать.

— Сразу видно, что вам не доводилось бывать на псовой охоте, — усмехнулся в бороду Олав. — Как бы то ни было, прежде чем отказаться, выслушайте.

Олав хотел найти своего человека, Скегги Рыжего. В тот вечер, когда пропал, он с компанией гулял в «Шибенице». Пошел отлить и не вернулся. Остальные решили, что перебрал и отправился домой, не поглядев, что ночь, пьяному море по колено, как известно.

— Не мог в нужнике утонуть?

Хотя всплыл бы уже, впрочем, кто там особо в дыру смотрит.

— Он умерен во хмелю. Столько не пил.

— А податься в бега?

— Я не одобряю трений с законом, Скегги бы знал об этом.

— Не обязательно с законом. Мало ли, кому дорогу перешел…

— Нашел бы способ предупредить.

— Три недели прошло, — сказал Гуннар. — Если в сточной канаве до сих пор труп не нашли, значит, сбежал. В этом городе тридцать тысяч человек, один — что песчинка на морском берегу, смоет, и никто не заметит.

— Он был очень надежным человеком. Я приходил к начальнику стражи, он отказался мне помочь. Искать, кто возьмется, было некогда, торопился было в Листвень… ну, да вы знаете. И, признаться, я до последнего надеялся, что объявится. Он силен… был силен.

Гуннар кивнул. Продолжил расспросы. Жил Рыжий один, женщины постоянной не было, водил разных, как обычно одаренные делают.

— Поденщица?

— Ничего не знает, да и откуда бы.

— Соседи?

— Ничего не знают.

А, может, что-то знают, да говорить не стали. Надо будет самому порасспрашивать, только не в лоб. Если Гуннар вообще за это возьмется.

— Дом осмотрели?

— Так заперто.

Гуннар недоуменно уставился на купца. Тот так же недоуменно посмотрел в ответ, потом нахмурился.

— Я честный купец, а не тать какой.

А, может, лежит себе Скегги дома — споткнулся по пьяни, ногу сломал? Хотя нет, одаренный же, уж выбить окно и заорать на всю улицу смог бы. Разве что удар хватил, но это тоже вряд ли. И молод еще, и сложен не так. Вот если бы речь шла о самом Олаве, крепко сбитом и краснолицем…

В доме, конечно, надо посмотреть, и с соседями поговорить, но по всему выходило, что расспрашивать придется в трактире. Не бывает так, чтобы никто ничего не видел. Или видел, да не понял, или видел и понял, но молчит. К тому же отхожее место в «Шибенице» стояло на заднем дворе, огороженном здоровенным забором, калитка в котором почти всегда — и уж точно ночью — была заперта. Одаренному замок не помеха, даже изрядно пьяному, но зачем с ним возиться, если можно вернуться в трактир и спокойно уйти через открытую дверь? Поссорился с кем-то? Увидел кого-то, с кем встречаться бы не хотел? Или все-таки позарился на чужие деньги?

— Обещать, что найду, не могу, — сказал Гуннар, поразмыслив. — Могу только заверить, что искать буду честно.

— Начальник стражи не мог обещать и этого.

— Он не связывается с делами, за исход которых не может поручиться.

Надо же репутацию поддерживать. Впрочем, сам Гуннар тоже далеко не за все брался.

— Значит, мне придется удовольствоваться обещанием честных поисков.

— Сколько денег при нем было? — спросил Гуннар.

— Моих — задаток для одного одаренного и одного меча.

Значит, вряд ли сбежал с деньгами, невелика сумма.

— Вы действительно хотите знать, что с ним? Поиски обойдутся дороже.

— Это мой человек. Если он мертв, я должен узнать, отплатить убийцам, если потребуется. Если сбежал — найти…

И тоже отплатить. Уж не был ли его степенство Олав Щедрый незаконным отпрыском кого из благородных? Это за ними подобное водится, купцы так не рассуждают. Впрочем, ему-то какое дело?

Проводив гостя, Гуннар глянул на небо. Пожалуй, расспрашивать соседей уже поздно, лучше подождать до темноты да влезть посмотреть, что там в доме Скегги. С замками он управляться умел, хоть и не одаренный. Занятно, что никто до сих пор не придумал плетения, защищающего дом в отсутствие хозяина, обходились замками да собаками. Может, потому что одаренных на самом деле было совсем немного, если сравнивать с остальными? Это он который год рядом с ними крутится, вот и кажется, что куда ни плюнь, в одаренного попадешь. Размышлять о том, почему так вышло, не хотелось. Проще делом заняться.

Замок оказался хитрым, пришлось повозиться, оглядываясь да прислушиваясь, не идет ли стража. Хорошо, ночь выдалась пасмурная, еще час, и темно станет хоть глаз выколи. Гуннар аккуратно прикрыл за собой дверь, чиркнул кресалом, зажигая фонарь — хитрый, дающий лишь узкую полоску света. Еще не хватало, чтобы с улицы свозь ставни огонь разглядели да пошли проверять, кто там бродит в доме, хозяин которого десять дней как пропал.