Альд ведёт меня в престижный район с магазинами, и я начинаю подозревать неладное – кажется, он решил приодеть меня к балу. Вполне естественное желание – конечно, ему хочется, чтобы его спутница на балу выглядела хорошо, но кем я буду себя чувствовать, взяв у него деньги? Именно что той самой продажной девкой, за которую принял меня его слегка покалеченный нынче соотечественник. От того, что зеленоглазый альд этого не понимает, мне хочется взвыть.

– Йар! – с отчаянием говорю я, изо всех сил упираясь перед дверью какого-то ателье. – Так нельзя!

– Заходи, – упрямо подталкивает меня чёрствый альд. – Не собираюсь я тебе ничего покупать, даже не надейся.

От удивления я всё же делаю шаг внутрь роскошного помещения. На звон колокольчика выбегает молодая, немного взбудораженная женщина, она внимательно меня рассматривает и радостно кивает:

– Отлично! То, что нужно!

В её глазах так много энтузиазма, что я на всякий случай делаю шаг назад к двери, но путь к отступлению надёжно отрезан альдом.

– Меня зовут Мира, – тем временем улыбается женщина, на мужской манер протягивая мне руку, которую я машинально пожимаю. – Я предлагаю тебе пять золотых за то, что ты сходишь на бал в моём платье и по половине золотого за каждого, кто придёт по твоей рекомендации в моё ателье! Пойдём, покажу платье!

Меня не оставляет ощущение подвоха, но логически мне не к чему придраться. Мира недавно совсем открыла ателье, ей не хватает клиентов, а среди студентов Академии полно представителей весьма состоятельных семей. То, что я иду на бал с Йаром – гарантия того, что на меня обратят внимание все. Так что формально он просто нашёл мне работу. Очень хорошо оплачиваемую работу.

Хитрый, коварный альд. Когда я оборачиваюсь, чтобы сказать ему сама не знаю что, его уже нет, а Мира хватает меня за руку и тянет куда-то – примерять, подшивать, доделывать!

Платье… невероятное. Оно прекрасно. Настолько, что мне страшно к нему прикасаться, и если бы я поставила себе задачу придумать идеальное платье, платье мечты, пожалуй, я бы придумала что-то в разы хуже.

Особенно меня завораживает цвет – глубокий синий, он делает мои глаза необыкновенно яркими. Неужели бывают такие совпадения, и я всего лишь идеально подошла к этому платью?

Мира отпускает меня только через два часа, взяв слово, что я загляну ещё завтра, накануне бала, и я иду к зданию суда – узнать про дело Иннаси: когда заключительное слушание, и когда время посещений, если они вообще будут дозволены. В глубине души я очень надеюсь, что обыск в доме Рыжей связан с этим делом, и что знакомый мне следователь, или кто-то из его более проницательных и ещё более амбициозных коллег пожелал разобраться, чтобы не отправлять невиновную девушку на казнь или в ссылку, но… Короткий и ёмкий вердикт «виновна, приговорена к смерти» ощущается как физический удар под дых. Сильный и жестокий. Как виновна? Уже? По предварительному слушанию без всяких доказательств? Я невольно цепляюсь за стенку побелевшими пальцами, и меня тут же подхватывают под локоть.

– Асия, – с непонятной, но отнюдь не дружелюбной интонацией говорит следователь. – Как прекрасно, что ты зашла. Пойдём пообедаем.

Я собираюсь отказаться, упрямо сверля взглядом листок с вердиктом, словно это глаза меня обманывают, и стоит их хорошенько потереть и несколько раз моргнуть, и всё наладится; но пальцы на моём локте предупреждающе смыкаются.

– Пойдём, – с нажимом повторяет он. И я, так и не сумев увидеть ничего другого, иду.

– Когда казнь? – заставляю спросить себя, не расплакавшись. На меня наваливается чувство огромной вины: пока я примеряю платье и теряю голову от альда, Иннаси на волоске от смерти, да что там на волоске…

Мы молча проходим ещё несколько шагов, следователь оглядывается и, чуть склонившись ко мне – куда ближе, чем мне хотелось бы, вполголоса говорит:

– Когда поймают.

– Что? – невольно переспрашиваю я, заставляя его тем самым приблизиться ещё раз.

– Если поймают, – уточняет он. И мне становится легче дышать.

Иннаси сбежала. Вряд ли сама, скорее, отец организовал ей побег. И это с одной стороны плохо – если он на это пошёл, значит, шансов на справедливое разбирательство не было – ведь побег считается безоговорочным признанием вины, а с другой стороны хорошо – по крайней мере, ей не отрубят голову в ближайшие дни.

– А чтобы её искали не очень-то усердно, – говорит мой спутник, открывая передо мной дверь какого-то трактира, – неплохо бы ей кое-что вернуть! Или не ей, – добавляет он, усаживаясь за небольшой столик в углу.

Я бы предпочла куда больший стол – за этим слишком мало места, ноги долговязого следователя под ним вообще еле помещаются, так что мне приходится сесть боком. Впрочем, есть я всё равно не собираюсь.

– Что вернуть? – спрашиваю я, решив не заострять внимание на явном посыле, что я как-то поддерживаю связь с беглой Иннаси.

Следователь неопределённо пожимает плечами: то ли и сам не знает, то ли говорить не хочет, допуская всё-таки, что я не в курсе. Он делает заказ – всего по два, не предлагая мне никакого выбора и игнорируя мой отказ от еды. Надеюсь, у господина следователя просто хороший аппетит, а не проблемы со слухом…

– А что у тебя с альдом? – вдруг спрашивает он, в упор уставившись на меня своими светлыми глазами. Теперь моя очередь в высшей степени неопределённо пожимать плечами: во-первых, я и сама не знаю, во-вторых, я точно не хочу это обсуждать вообще ни с кем, тем более с Вами, господин следователь.

– Влюблена, – презрительно бросает он, принимаясь за еду. И мне мерещатся в его голосе нотки разочарования, впрочем, наверняка лишь мерещатся. – Я думал, ты умнее. Иди, Асия, раз брезгуешь.

Это больше похоже на призыв начать оправдываться, нежели и в самом деле уйти, но я предпочитаю понять его буквально – ухожу, заменив всё-таки, правда, «до свидания» на «не брезгую, просто не хочу». Он ведь имел в виду еду, а не себя самого?

И ответное «ещё увидимся» мне ведь послышалось, правда?

Я медленно бреду в сторону лавки для знахарей, пытаясь осмыслить, сказанное следователем. Вряд ли это было эксклюзивное сообщение для меня, уверена, что до отца Иннаси и всех, кто с ней может быть как-то связан, донесли то же самое. Хочешь остаться в живых – верни шкатулку. Ну или, скорее, нечто, лежащее в этой шкатулке. Знает ли сам следователь, что там? Думаю, что нет, не знает. Но очень хочет выслужиться. Что же касается всего остального… у меня вообще такое ощущение, что после того, как Йар пригласил меня на бал, как минимум у половины мужчин вокруг включился спортивный интерес – столько заинтересованных взглядов как за последние несколько дней мне не доставалось за все четыре года обучения, так что вряд ли мне стоит беспокоиться по поводу немного странных вопросов и высказываний господина следователя…

Я не решалась додумать до конца так и эдак подступающую мысль: а надо ли мне продолжать поиски? Чтобы что-то отыскать или выяснить, надо обладать деньгами, связями и властью. Ну или хотя бы чем-то одним из перечисленного. У меня нет ничего, в отличие от отца Иннаси, у меня и времени-то нет – уже на практику уезжать через несколько дней, а я ещё не удосужилась даже зайти и узнать, куда именно меня определили…