Но были нюансы, и вот с их прояснением помощь бабушки была неоценимой.

Все же, по мере изучения языка, у меня крепла уверенность, что экзамен я точно сдам, пусть и на низкую оценку. В этом должны помочь и мои обширные знания по географии и истории Франции и Европы в целом — все же аудитор зарабатывает неплохо, и я много путешествовал. Работа эта вырабатывает пристальное внимание к мелочам — именно они часто позволяют обнаружить серьезные нарушения. Хочешь не хочешь, а привыкаешь и в других сферах быть внимательным к деталям, в том числе и во время путешествий. Так что, если мне повезет, и мне дадут переводить какой-нибудь текст, связанный с географией, историей или природой Франции, или крупными городами, наподобие Парижа или Страсбурга, я уже исходя из своих знаний, смогу понять, о чем он. Или если дадут кусок из какого-нибудь известного французского литературного произведения, тоже хорошо — Александра Дюма и Жюль Верна я прочитал несколько десятков романов, канву помню. Что еще могут дать? Отрывки из Мопассана, Стендаля? И их я еще во времена молодости в СССР прочитал от корки до корки, все, что было. А что еще читать было в советские времена? Не такой большой и выбор был качественной зарубежной литературы. Добавить англоязычных Майн Рида, Купера, Сабатини, Диккенса и Джека Лондона, О’Генри, да с пяток натуралистов, вот почти и все.

Утром как обычно была пробежка, зарядка, обливание. Потом помчался в школу. Пять уроков в школе пролетели быстро, и я договорился с пацанами через полчаса встретиться около базы с санками. До оговорённой встречи с Игорем времени еще много, да и в буханку влезет далеко не все. Так что будем пока так возить, по старинке.

Пришел я к базе первым, намного раньше оговоренного времени, и сразу же встревожился. Стопки поддонов около базы, контуры которых я знал не хуже обводов своей Мазды, изменились — их явно стало значительно меньше! Кто-то утащил значительную часть поддонов, штук пятнадцать-двадцать, так точно! Вот как чувствовал, что надо спешить — похоже, поддоны понадобились не только мне!

Заскочил на базу, и почти сразу же наткнулся на Никифоровну.

— Что ты бегаешь, как шальной, едва не сбил меня, Пашка! — охнула она.

К счастью, чуть не сбил — успел остановиться. Кто же знал, что она почти за дверью может стоять!

— Здравствуйте, Анна Никифоровна! — сказал я, — Там это, поддоны… их меньше стало!

— Конечно меньше! — покачала она головой, — глазастый ты, Пашка, не зря тебя Эльвира хвалит!

Узнать, что строгая бабушка меня хвалит своей подруге, было, конечно, приятно, но картину с исчезновением поддонов это для меня никак не проясняло. И, видимо, это отразилось в моем взгляде.

— Очень ты хозяйственный для своего возраста! — сказала Никифоровна, а потом рассмеялась, — да не смотри ты на меня встрёпанным воробышком, никуда не делись твои поддоны. Ты доброе дело сделал, Степану работу нашел, и он, как узнал, для чего тебе поддоны нужны, решил тоже доброе дело сделать. Затащил на базу пару десятков, инструменты у меня одолжил, да и разобрал их все за ночь. Пошли, покажу тебе, куда он дощечки эти сложил. И спасибо тебе, что человека в нем разглядел — довольна я твоей рекомендацией!

Да уж, зря я панику поднял. А Степан — молодец! Доказал, что не зря я хорошо про него думал. И это после восьми лет за решеткой за убийство. Не каждый бы не сидевший решил бы вот так пацану помочь, даже в благодарность. Я же его ни о чем не просил.

Уже полностью расслабленный, добрался вслед за Никифоровной до того самого места, где мы складывали улики. Все эти ящики с муляжами так и возвышались почти до потолка, напоминая о грандиозной сумме похищенного вороватым завбазой. А вот перед ними грудой лежали пару сотен заветных дощечек.

Поблагодарил пришедшую в хорошее настроение Никифоровну, и принялся таскать дощечки, мою главную драгоценность, к санкам. Тут меня и застал Славка, подошедший первым. Он удивился такому количеству готового сырья для отделки — я ему объяснил, откуда оно образовалось. Затем он помог мне вытаскивать их со склада, и я обратил внимание, как вытянулось его лицо, когда его взгляд упал на пустые ящики из-под всяких деликатесов. Черт, я же хотел с ним поговорить по этому поводу еще в прошлый раз, когда понял во время проверки, как его задело то, что часть богатств, которые кроются в недрах базы, никогда не попадают на прилавки обычных магазинов в нашем городке. Кажется, настало время. Я оглянулся — Никифоровны рядом не было.

— Славка, присядь, — сказал ему, — поговорить надо.

— О чем? — удивился он, но послушно сел.

— Не мог не обратить внимание, как ты на эти ящики смотришь, — сказал я, заходя издалека.

Не понадобилось — Славку как прорвало.

— А как мне смотреть? В школе говорят, что буржуев больше нет, что мы их победили, и вся власть у рабочих и крестьян. Вот мы с тобой как раз из победителей. Что-то я не помню на своем столе хоть что-то из этих красных рыбин и паштетов из рябчиков, или как там это все называется? А тут полно этого добра, и кто-то же в стране его ест!

— Все верно, — невозмутимо сказал я под удивленным взглядом Славки, похоже было, что он думал, что я буду возражать, — только не надо злиться по этому поводу. Не путай декларации с реальностью. Да, это кажется несправедливым. Но это только отчасти. В нашей стране и ты вполне можешь попасть в число тех, кто столуется деликатесами с этой базы. Получи хорошее высшее образование. Начни делать стремительную карьеру. Станешь большим начальником, и тебя включат в списки тех, кто может закупаться товарами из особого отдела этой базы. А станешь совсем большим начальником — будут бесплатно прямо на дом привозить. Кто тебе будет мешать своим родителям все это привозить? Жену и детей кормить этими деликатесами?

— Не понял… а в чем справедливость тогда? — удивился Славка.

— А в том, что в любой стране мира все самое вкусное и дорогое не для всех. На всех его просто не хватит. Нету в мире золота достаточно, чтобы на каждую шею золотое ожерелье одеть в полкило весом. Это простая математика. Как бы не назывался строй в стране, капитализм или социализм, все жители завтракать