— Москва слезам не верит. Она вообще ничему не верит, ауж тем более слезам. Господи, какая же она жестокая, эта Москва. Какая же онажестокая… В нашей деревне намного проще… У нас и народ совсем другой. Ондобрее, что ли… Точно, он добрее. Наверное для того, чтобы Москва тебеповерила, в ней нужно родиться, а я родилась красивой, но черт знает где. Вдеревне моя красота никому не нужна. Не могу же я свою фигуру на картофельномполе демонстрировать. Да, видимо, и в Москве она не особенно-то пригодилась. Ивсе же я не хочу возвращаться в свою деревню. Не хочу работать на огороде! Нехочу! Не хочу быть похороненной на деревенском кладбище! Не хочу! У нас там увсех одна программа, и она всегда неизменна. Родился, закончил деревенскуюшколу, устроился на ферму и… умер. Когда умер, тебя похоронят на деревенскомкладбище. Живые приходят на это кладбище навестить мертвых, а затем попадаюттуда сами. И никто из нашей деревни никогда не вырвался из этого замкнутогокруга. Никогда. Дома я постоянно крутилась перед зеркалом и думала только ободном — как изменить свою жизнь. Как? Как сделать так, чтобы моя внешностькому-то пригодилась. Как? Я всегда знала, если в меня вложить немного денег, ябуду просто неотразимой. Я буду сводить мужчин с ума и строить свою жизнь так,как того требуют правила высшего света. По ночам мне снились странные сны, гдея была в роли кинозвезды. Мне всегда хотелось стать личностью. А еще… Еще мнехотелось никогда не умирать. Никогда… Я знала, что у меня есть один редкостныйдар — излучать яркий свет и дарить его людям. Я не просто излучаю этот свет, нои охотно делюсь им с окружающими. Я всегда любила мечтать и никогда не боялась,что мои мечты не сбудутся. Никогда. Я не любила разговоры односельчан о том,что поселок, в котором я живу, хоть и небольшой, но зато свой, до самойгробовой доски, до последнего вздоха.. Мол, деревня маленькая, да удаленькая.Тут все свое, все родное, нет беготни и толчеи. Мне казалось, что наши называютМоскву деревней, потому что завидуют. Завидуют тем, кто в ней живет. Живя всвоей деревне или в своем поселке (место, где я жила, называли по-разному), язадавала себе один и тот же вопрос: «Что впереди?» и долго не находила ответа.Когда я первый раз в жизни увидела Москву, мне показалось, что это мой город,что я с ним обязательно справлюсь и буду жить в нем, как рыба в воде. Когда яступила на Московский перрон в первый раз, у меня в глубине души было ощущение,что передо мной открылись двери волшебного замка, в котором лежат бесценныесокровища. До них рукой подать, нужно только дотянуться. Я знала, что все моимечты сбудутся, превратятся в реальность. Что мои деревенские одноклассникибудут с гордостью называть мою фамилию, гордиться тем, что когда-то учились сомной в одном классе. И даже когда я умру, церковь безоговорочно причислит меняк лику святых и перед моим изображением будут обязательно зажигать свечу. Да,это поистине сложно — родиться принцессой на деревенской земле. Господи, как жеэто сложно… На деревенской земле рождаются крестьяне, которые любят эту самуюземлю, тщательно ее обрабатывают и с огромным удовольствием пожинают плоды. Какже тяжело родиться на этой земле принцессой, которая не умеет на ней работать,не хочет и, самое главное, никогда не сможет себя заставить, потому чтопринцессы любят делать только то, что им хочется и никогда не возьмутся за то,к чему не лежит их душа. Как тяжело жить с крестьянами, делить с ними быт ивести беседы, когда в тебе течет королевская кровь. Как же это тяжело. Я неожидала, что Москва настолько жестокая. Господи, какая же она жестокая, этаМосква… А приезжих-то она как не любит! Она просто ненавидит приезжих. Вот иприезжай после этого в Москву… Вот и приезжай…

Замолчав, я поняла, что разговариваю сама с собой. Наверноея просто сошла с ума. Конечно, такое увидеть… На моем месте сошла бы с умалюбая девушка.

…Неожиданно я услышала чьи-то голоса. Я напрягла слух.Где-то совсем близко разговаривали люди. Где-то там, за стеной ближайшихдеревьев. Я всхлипнула, отчаянно смахнула слезы и пошла к людям…

Пробравшись между деревьями, я вышла на просторную поляну иувидела несколько незнакомых машин. В свете фар о чем-то оживленно беседовалимужчины. Вернее, они не просто беседовали. Разговор шел на повышенных тонах.Это было похоже на какую-то «стрелку», сходку, которую устраивают подальше отчеловеческих глаз. Река, лес, удаленность от жилья… Они чувствовали себясвободно, не таились, не оглядывались по сторонам, похоже, при необходимостиготовы были достать оружие. Впервые за последнее время у меня сработал здравыйрассудок, и я притаилась за деревом. Выходить на поляну и просить у незнакомыхмужчин помощи слишком рискованно. Сначала надо понять, кто эти люди и для чегоони здесь собрались.

По-прежнему шел дождь. Странно, но я к нему уже привыкла.Мокрый облегающий джинсовый костюм стягивал мою фигуру, словно тугой корсет.Мокрые спутанные волосы лезли в глаза. А еще кровь, сочившаяся из ран. Кровь,перемешанная с дождем…

— Все, мужики, по-моему пора разбегаться, — сказалтот, что стоял у довольно дорого джипа. — Дело сделано. Я думаю, НИ у когонет претензий.

Андрей должен считаться пропавшим без вести. Никто и никогдане должен знать о том, что он мертв. Если всплывет его смерть, мы все попадем вжуткую ловушку. Мы лишимся того, что имеем. Конечно, жалко, что мы не можемпохоронить его по-человечески. Так сложились обстоятельства, и мы ничего неможем изменить. Конечно, мы могли купить место на кладбище и похоронить его поддругим именем, но на любом кладбище так много любопытных глаз… Мы будем егонавещать здесь. И никаких памятников. Лишние подозрения нам ни к чему. Каждыйиз нас может найти это место с закрытыми глазами. Мы его чувствуем… Чувствуемтот свет, который пробивается из земли там, где захоронен Андрей.

Мужчина встал на колени и припал губами к земле. Поцеловавее несколько раз, он встал и даже не отряхнул брюки. Его примеру последовалиостальные.

— Яков, а что решим по поводу родственников? —спросил тот, что встал с колен последним.

Как договорились. Для родственников он будет тоже пропавшимбез вести, — ответил Яков. — Жена, дети, мать, теща — пусть всеостаются в неведении. О смерти Андрея знаем только мы пятеро, и в этой тайненикогда не будет шестого. Предлагаю посадить на месте захоронения Андрея пятьелочек. Посадим плотным кольцом. Это будет добрый знак того, что мы, пятеро егоблизких друзей, всегда о нем помним, любим его и по-мужски скорбим. Толькодавайте побыстрее, мы и так уже промокли до нитки.