Эмбер дрожала, пока он прокладывал влажную дорожку из поцелуев по ее телу, дразня женщину горячим языком и пальцами. Нежное прикосновение к соскам – и по ее коже побежали мурашки. Она превратилась в средоточие одного желания – утоления жестокого голода, терзавшего ее.

Кадар развернул Эмбер, и она локтями оперлась о подоконник.

– Не забывай смотреть на корабли, – прошептал он ей на ухо, лаская ее, пока не нашел заветное местечко.

Он простонал, а затем раздались звуки расстегиваемой молнии и разрываемой фольги.

– Считай их, – снова услышала Эмбер его голос, хриплый, полный страсти. – Вслух.

– Кого? – не поняла она, упиваясь их близостью.

– Корабли, – глухо рассмеялся Кадар.

– Один, два, три… – послушно начала женщина, а затем почувствовала его прикосновение и сбилась со счета.

– Продолжай считать, – отрывисто велел Кадар.

– Четыре… Пять… – Эмбер прогнулась и шире раздвинула ноги. – Шесть…

И в ту секунду Кадар вошел в нее, постепенно заполняя.

Эмбер тут же забыла о кораблях и обо всем на свете.

– Считай!

– Шесть… – сумела выдавить она, и ее глаза широко раскрылись. – Нет, семь… Восемь…

О боже!

Темп нарастал. Корабли перемешались перед глазами, Эмбер запуталась, какие она посчитала, а какие нет. Она ощущала только одно: он – внутри. Она еще продолжала считать, но вряд ли в этом был смысл, потому что ею завладели эмоции.

Они накатывали волнами, одна выше другой, унося Эмбер все дальше и дальше от тверди земли. Молодая женщина словно рассталась с телом – такой легкой и воздушной она чувствовала себя. Кадар за ее спиной издал хриплый возглас и, совершив последний толчок, заставил ее душу воспарить на крыльях, пока тело содрогалось в экстазе.

Наверное, она слишком слабый человек, если позволила себе так быстро стать пленницей плотских наслаждений. Но пока она не возражает против подобного времяпрепровождения.

Кадар сдержал слово и показал ей достопримечательности Стамбула. Он свозил ее в Топкапы – главный дворец Османов, а ныне музей, а также во дворец Долмабахче на европейском берегу Босфора. Эмбер была в восторге, жадно впитывая историю Турции, которую излагали персональные гиды, нанятые для нее Кадаром. Она шумно восхищалась измирской керамикой – расписными плитками, украшавшими старый дворец, и потрясающими хрустальными люстрами, свисавшими с потолков нового. Как многие женщины, Эмбер с горящими глазами слушала рассказы о жизни гарема, но покорили ее стеклянные витрины с османскими сокровищами, на которых ее взгляд задержался дольше всего.

Эмбер была как сорока, которую притягивает все яркое и блестящее. Она теряла счет времени, застывая перед этими витринами Топкапы, а затем и Долмабахче, изучая каждую сверкающую брошь, каждые инкрустированные драгоценными камнями ножны, читая все таблички, слегка нахмурив брови.

– Ты что-то ищешь? – поинтересовался Кадар.

– Нет, – поспешно ответила она и рассмеялась: – Но все это очень красиво.

Однако Кадар насторожился: слишком поспешно Эмбер отвергла его предположение, да и смех ее прозвучал как-то неестественно. Вспомнив обстоятельства, которые свели их, он задумался. В то, что Эмбер решила взять на память какой-нибудь экспонат, ему слабо верилось – для этого нужно быть совсем уж безбашенным. Тем более взять просто так не получится, принимая во внимание сигнализацию. Что же она ищет?

– Если тебе что-то особенно понравилось, не сомневаюсь, что можно приобрести копии выставленных здесь вещей.

Эмбер одарила его ослепительной улыбкой:

– Да, я бы хотела взглянуть.

К тому времени, когда они закончили осмотр обоих дворцов, наступил вечер, и на улицах зажглись фонари. К тому же пошел сильный ливень, и посетители дворца, раскрыв зонтики, ждали автобусы, которые должны были отвезти их в отель. Кадару и Эмбер ничего ждать не пришлось. Водитель подогнал машину к воротам дворца, как только они вышли.

У Эмбер было ощущение, что ее ноги вот-вот отвалятся, и она была рада, что до квартиры Кадара ее довезут с комфортом. Но в мыслях царил хаос.

Прапрапрабабушка, носящая то же имя, что и она, после своего двадцатого дня рождения покинула родной дом в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. В тот самый год, когда завершилось строительство дворца Долмабахче. А затем она исчезла на пять лет.

Что случилось с ней? Как она прожила эти пять лет в незнакомой стране? Неужели она в самом деле бродила по комнатам гарема, как гласило семейное предание?

Стоило Эмбер представить это, как голова пошла кругом. Что значат полторы сотни лет в местах, чья история уходит в глубь веков?

– Похоже, ты о чем-то задумалась, – прервал ее размышления голос Кадара.

Эмбер взглянула на него и растянула губы в улыбке. Если его не особенно вдохновляла перспектива провести с ней подобным образом еще несколько дней, Кадар и виду не подавал. Более того, он был невероятно любезен, и ей следовало бы порадоваться, что она застряла в Турции. А если вспомнить, чем они занимались до осмотра достопримечательностей…

– О том, какой это был чудесный день. Спасибо.

– Мне показалось или тебя в самом деле заинтересовали драгоценности? – небрежно спросил он.

Благодарность лопнула как мыльный пузырь. Ей послышалось или в его голосе действительно прозвучали предостерегающие нотки?

Впрочем, Кадар прав. И особенно Эмбер интересовал ее браслет. До сегодняшнего дня ей не приходилось видеть ювелирные украшения, столь похожие на него по стилю. Она считала, что это дешевая безделица, потому что браслет переливался чуть ли не всеми цветами радуги. Но украшения в музейных витринах были поразительно на него похожи. Разноцветные драгоценные камни необыкновенным образом уживались рядом, причем они не только не приглушали красоту друг друга, но и вместе создавали впечатление ошеломляющей роскоши.

Однако это не обязательно должно означать, что ее браслет не дешевка. Но сходство все-таки было невероятным.

Тем не менее Эмбер продолжала сомневаться. Если прапрапрабабушкин браслет по-настоящему ценная вещь, почему он столько лет пролежал, завернутый в тряпицу, на чердаке старого дома в Хертфордшире?

– А на кого бы они не произвели впечатление? – уклончиво ответила она.

– Да, турки гордятся своим наследием, – согласился Кадар.

И снова ей послышалось в его словах предостережение.

Несколько секунд Эмбер размышляла, стоит ли рассказывать ему о своей бесстрашной прапрапрабабке, посетившей Турцию больше ста пятидесяти лет назад.

Поверит ли ей Кадар? Сомнительно, учитывая, что он, похоже, готов приписать ей все самое худшее.

Он уверен, что она воровка. Если она расскажет ему о браслете и окажется, что он в самом деле не дешевая подделка, она вполне может нарваться на вопрос: «Где ты его украла?». Браслет старинный, и даже если он не драгоценный, возможно, что стоит как предмет старины.