Так что пока она ничего говорить Кадару не станет.

Кроме того, почему он должен знать о ней все, если сам не желает рассказывать о себе? Хватит с него и того, что он выяснил о ней в полиции. А что ей известно о нем? Ничего. И она не обязана выкладывать ему всю подноготную.

– Турция имеет на это все права. – Она улыбнулась, предлагая Кадару снова пойти в атаку.

Однако он отвернулся с каменным лицом, словно ожидал услышать что-то другое. Эмбер воспользовалась этим и заговорила о Мехмете. Ей давно хотелось это сделать, но сначала она объяснялась со страховой компанией, затем ее мыслями завладел Кадар, а после она отвлеклась на осмотр достопримечательностей.

– Расскажи мне о Мехмете, – попросила она.

Он резко повернул голову:

– Что именно?

– Кто он?

– Старый друг. Почему ты спрашиваешь?

– Любопытно. Сколько ему лет?

Кадар пожал плечами:

– Не меньше девяноста. Может быть, девяносто пять.

– Как ты с ним познакомился? Он твой родственник?

– Нет.

– Кто же он?

– Не пойму, зачем тебе это нужно.

– Я всего лишь поддерживаю разговор, – сказала Эмбер. – А о каком Лунном павильоне он говорил? Я ни о чем подобном не слышала и не читала.

– Ты не разговор поддерживаешь, – заметил он. – Ты вынюхиваешь.

– Людям простительно любопытство. Или здесь это считается преступлением?

– Нет, конечно, – нетерпеливо бросил Кадар, но отвечать не спешил.

Эмбер поудобнее устроилась на мягком кожаном сиденье. Если Кадару нравится секретничать – его право. Больше она ни о чем спрашивать не станет. Она отвернулась к окну и смотрела, как машины стремятся поскорее занять свободное место в плотном потоке транспорта.

– Сегодня ты узнала о султанах и гаремах Османской империи.

Эмбер с удивлением взглянула на Кадара:

– Да.

– Когда в начале двадцатого столетия империя прекратила свое существование, а последний султан покинул страну, дворцовая жизнь канула в прошлое. Мужчины и женщины, бывшие в услужении, были освобождены от своих обязанностей. Мать Мехмета жила в гареме. Его приемный отец – один из визирей султана. Он купил дом. Там они и поселились, две родственные души, оказавшиеся в мире, где не было места укладу, к которому они привыкли. Вдобавок ко всему, за верную службу этому человеку был подарен небольшой дворец.

– Лунный павильон?

Кадар кивнул, забросил руку на спинку сиденья, касаясь пальцами ее плеча, и медленно, словно в забытьи, стал поглаживать его. У Эмбер создалось впечатление, что он не отдает себе отчет в том, что делает.

– Павильон построен по прихоти одного из последних султанов. Вроде бы он искал место для отдыха от напряженной, полной интриг жизни во дворце. Место, где можно было бы побыть самим собой. – Кадар помолчал. – Понятно, султану непросто оставаться самим собой… Этот дворец принадлежит Мехмету, а после его смерти перейдет в собственность государства. Уже предпринимаются шаги, чтобы превратить его в музей, после чего он появится в списке достопримечательностей.

Эмбер была потрясена. Мехмет оказался не просто древним старцем. Он был живой связью между прошлым и настоящим. Но что-то не давало ей покоя.

– Ты сказал, отец Мехмета его усыновил?

– Да. Он уже был стар, когда империя рухнула. Но иметь детей он в любом случае не мог. Он был евнухом.

– О! – вырвалось у Эмбер.

Пальцы Кадара замерли.

– Тебя это шокирует?

– Нет. Но… Султаны, как и все люди, обладающие большой властью, нуждались в тех, кому могли бы доверять, и евнухи, не способные основать собственную династию, были подходящими кандидатурами.

Подумать только, если бы Кадара – такого мужественного, такого страстного любовника – оскопили… У Эмбер дрожь прошла по телу. Он стал бы своей собственной тенью…

– Это жестоко, – вздохнула она.

– Жизнь сама по себе жестока. Но он прожил достойную жизнь. Многие сказали бы: безбедную и безоблачную. А под конец он взял в жены женщину и воспитал Мехмета как собственного сына.

Как сам Мехмет воспитал его, пришла в голову Кадара тревожная мысль. Словно он отдал свой долг, заменив ему отца. Создал для него подобие семьи, которой Кадара лишили.

В горле у него встал ком.

Кадар всем обязан Мехмету. Но разве он должен рассказывать об этом Эмбер? Только почему же так хочется это сделать?

Безумие.

И причина его безумия – эта женщина.

На следующий день Кадар повез Эмбер на Большой базар, а затем преподнес ей сюрприз в виде прогулки по Босфору.

Эмбер была восхищена. День был ясный. Они сидели с Кадаром на палубе судна, защищенные от ветра, под прохладными лучами зимнего солнца, пока судно бороздило морскую гладь меж двух континентов. Над ними с криком летали чайки в ожидании подачки.

Эмбер не уставала фотографировать, потому что с воды Стамбул выглядел еще более впечатляющим и красивым.

Кадар смотрел, как она делает снимки. Энтузиазм молодой женщины был заразителен, и он ощутил прилив гордости за страну, заменившую ему родину. Эмбер напомнила Кадару о тех вещах, которые когда-то восхищали и его, но которые потом он стал принимать как данность.

Волосы Эмбер развевались, голубые глаза сияли, как драгоценные камни, она постоянно улыбалась.

И то, что он рядом с ней, не было ему в тягость. Кадар видел взгляды, которые бросали на нее другие пассажиры, – восхищенные, завистливые, вожделеющие. И ему хотелось спрятать ее от них.

Это было удивительно и слегка беспокоило его. Никогда прежде он не проводил столько времени с одной женщиной, причем ему нравилось быть с ней не только в постели. Что ж, следует этому порадоваться, ведь так ему легче выполнить взятые на себя обязательства. Может быть, им удастся провести в полной гармонии несколько дней.

Не говоря уже о ночах…

Ночах, пронизанных страстью и наполненных взаимным удовольствием… А потом им придется расстаться. Только и всего. И можно не вспоминать подзуживания Золтана и Бахира по поводу того, кто женится следующим. Это исключено – о браке и речи не идет.

Его связывает с Эмбер исключительно чувство долга. Необходимость сдержать слово. Ничего страшного не произойдет, если они получат еще и удовольствие от этого. Эмбер ясно дала понять, что не возражает, и он ничем не рискует, поскольку через несколько дней ее здесь уже не будет.

Семь ночей – и все.

Семь ночей, чтобы насладиться ее прелестями, – до того, как она сядет на самолет и навсегда исчезнет из его жизни.