class="p1">— Тебя послушали. Посмотрим, что другой скажет.

Георгий жалел этих женщин. Он хотел бы бережно и любовно внушить им убеждение своего сердца и разума. Невозможность этого его раздражала.

— Чем я вас могу утешить? — сказал он. — Пообещаю, что мы свернем работы, бросим все, что сделано, и уйдем отсюда? Вы знаете, что я не могу вам этого сказать. Не в моей это власти, и не хочу я этого. А скажу я вам одно: так надо.

Мастер Амо решил положить конец этой беседе.

— Женщины, вы что, с ума посходили? Рассыпайтесь по своим делам! — неожиданно властным голосом распорядился он, выйдя из машины.

Старухи, от века покорные мужскому окрику, завздыхали, зашевелились, и кольцо их вокруг Георгия распалось.

— А что нам делать, — уже буднично-сварливо отозвалась одна из них, — и не поговорить? И не спросить?

— У своего исполкома спрашивайте. Тысячу раз вам все объясняли. При чем тут инженер, понимаешь, глупые женщины… Инженер что вам сделает…

Женщины разбрелись. Прялка на ходу закружилась в руках высохшей старухи, другая защипала клок шерсти, вытащенный из кармана, третья подхватила с земли сопливого малыша.

Кто-то выкрикнул уже без сердца:

— Другого места для моря не нашли… Одна наша деревня осталась…

— Вот я вас! — напутствовал их мастер Амо. — Это такой народ, им ноготь покажи — голову оторвут.

За деревней тянулись длинные обшарпанные сараи с маленькими окошечками. Со стороны сараев бежал человек и махал шапкой.

— Сельсовет здешний, Ванецян, — объяснил дядя Амо.

Председатель сельсовета, запыхавшись, подошел к машине. Георгий открыл дверцу. Ванецян оглядел всех поочередно. Начальства выше Георгия в машине не было.

— Товарищ инженер, плохо дело. Не переселяют нас.

— За это я не беспокоюсь, — сказал Георгий, — это дело горсовета. А вот не вижу, чтоб вы сами готовились.

— Сами мы что можем сделать…

— Кладбище хотя бы перенести. Могилы водой заливать не будем. Мне это не нужно, чтоб караван гробов по воде поплыл.

— О, трудный вопрос, — покрутил головой Ванецян.

— А я не говорю, что легкий.

— Неужели могилы размоет? — заинтересовался Оник.

— Обязательно. Грунт ведь потревоженный. Все придется перенести.

— Тяжелый вопрос, — еще раз повторил председатель.

— Что оно, такое большое, ваше кладбище?

— Оно не большое. Оно старое.

Кладбище стояло на пригорке, в тесном соседстве с деревней. Почерневшие от времени кресты, старинные каменные надгробья, едва заметные холмики — все незыблемое, древнее и тихое.

— Может, камнями завалить, товарищ инженер? — спросил Ванецян. — Нельзя?

Он прошел на край кладбища, к большим серым плитам, на торец вставленным в землю. Выбитые на камне готические армянские буквы поросли темным лишайником.

— Весь мой род тут. Мать. Сын старший тут. — Он коротко махнул рукой. — Как я буду их копать?

— Мы дальше не поедем? — спросила Эвника.

И Георгий вдруг понял, что их первое путешествие ей не совсем по душе.

Ванецян проводил их до машины, поглядывая на мастера Амо.

— А что мы еще должны сделать, товарищ инженер?

— Не знаю, — пожал плечами Георгий, — вообще исполком горсовета вами занимается.

Амо деликатно тронул Георгия за рукав:

— Насчет деревьев как будет?

Он протянул руку, отмечая указательным пальцем зеленые курчавые островки, раскинутые по всей долине.

Это тоже был нелегкий вопрос. На дне будущего моря росло около двухсот стволов. Заливать их водой ни в коем случае нельзя. Умирающие без доступа воздуха деревья начнут гнить. Они отравят воду. В таком водоеме никогда уже не заведется рыба. Да и людям отравленная вода не сулила ничего хорошего.

Не так уж трудно было бы спилить деревья. Но вот корневища — с ними было посложнее, их все до одного полагалось выкорчевать. А это уж совсем чертова работа…

Вопрос этот не раз уже рассматривался в организациях, имеющих отношение к созданию будущего моря. Гидрострой не хотел взваливать на себя это хлопотливое дело. Пусть им займутся городские организации — хозяева будущего моря! В конце концов приняли решение: деревья должен срубить и выкорчевать сельсовет, на территории которого они находятся. Было предложено вывесить в деревне объявление, что каждый желающий может бесплатно получить деревья на строительство или в качестве топлива при условии, что сам спилит их, сколько ему нужно, и выкорчует пни. Но вот время шло, а еще ничего, оказывается, не было сделано.

— Выкорчевать все до одного, — решительно сказал Георгий. — И как можно быстрее!

Амо Бекоян и Ванецян посмотрели друг на друга.

— А потом куда их девать? — спросил Амо.

— Не наше дело. Это уж меня не касается. Главное, оттащите подальше.

— Кто это должен делать? — спросил Ванецян.

Он отлично знал, на кого возложена работа. Просто притворялся сейчас.

— Вы, конечно, — сказал Георгий. — В общем, колхоз, сельсовет. Ваша деревня — вам лучше знать.

— Кто же еще! — вздохнул председатель сельсовета. — Конечно, я. Деревья рубить, корчевать тоже не легкий вопрос. Что потруднее — все на меня валят. Ванецян вынесет. Что труднее — давай, давай на Ванецяна!

— Поехали? — считая разговор оконченным, предложил мастер Амо.

У тоннеля, похожего на длинную бетонную мышеловку, куда должны были загнать реку, закусывали рабочие. Симон сидел вместе с ними и держал в руке большой кусок лаваша, свернутый в трубочку с сыром и зеленью. Не будь Эвники, Георгий охотно подсел бы к плоскому камню, заменяющему стол, но Эвника не вышла из машины, и он, махнув, чтоб люди не вставали, подозвал к себе Андраника и отвел его в сторону.

Андраник, носатый, черный, с неожиданно яркими голубыми глазами, был связан с Георгием не только многолетней совместной работой. Георгий был у него на свадьбе посаженым отцом — кавором, и это налагало определенные обязательства на обе стороны.

Первый и единственный раз Георгий присутствовал тогда на церковном обряде венчания. Кое-кто из гостей ехать в церковь отказался, но Георгию было интересно, и они с Ниной поехали.

У серых стен старой церкви цвело густо-розовое персиковое дерево. Сгорбленный, пропыленный священник снял большой замок, и на всех пахнуло ладанно-плесенной прохладой. Церковь была бедная. Грубо намалеванные иконы по стенам трогали только своей наивностью и ветхостью, временем, которое прошло над ними. Алтарь, украшенный бумажными цветами и неискусными вышивками, чем-то походил на выставку детских рукоделий во Дворце пионеров.

У дверей церкви началось препирательство: заплатив за венчание, не оговорили, оказывается, освещения. Георгий рассердился на оскорбительную проволочку и выложил свои деньги. Только после этого священник зажег тонкие восковые свечи. Это все Георгию потом припомнили в парткоме.

Священник в порыжелой рясе, из-под которой виднелись широкие брюки и грязные лакированные туфли, покрыл головы молодых ярким, фестивальным платком. Он нетвердо помнил обряд, путался, заглядывал в толстую книгу. Женщины из соседних домов сбежались на зрелище и, вытягивая шеи, сочувственно-умиленно разглядывали