— Неужели это лианы? — удивлялась она.

Он старательно вспоминал все, что слышал про местные диковинки.

Таня рассказала ему о соляных приисках, о Потылихе, о школьных подругах.

— Так я и вылетела замуж, — горько сказала и усмехнулась. — Впрочем, вас это не касается.

— Говорят, он пьет? — осторожно спросил Нефедов.

— И это тоже не касается. А что это за профессия — штурман?

— Первая женщина, которая меня спросила. Вы часто выходите ночью на улицу?

— Часто.

— Смотрите на звезды?

— Всегда.

— Так вот, я пошел в штурмана, потому что хотел научиться определять место. Свое место в жизни и место корабля в море. По вещам, которые нас окружают, по береговым огням и по звездам. Такая удивительная работа. Раньше людям, которые умеют делать ее, все завидовали. А теперь на корабли ставят счетные машины. Место завтра будет определять прибор. Профессия умрет. Мне горько.

— И мне…

Во время следующей встречи неожиданно, расставаясь, спросила:

— Вы поздно ложитесь спать?

— Поздно. До полуночи, привык, лежу, читаю. Я сейчас один — Кулагина послали в Новосибирск за техникой.

Больше ничего она не сказала.

Это случилось в полночь, когда на пирсе, у воды четыре раза пробили склянки. Послышался легкий стук Нефедов уронил книгу, которую читал, вскочил с кровати, бросился к двери.

В проеме, едва различимая в коридорной полутьме, стояла Таня. Не говоря ни слова, шагнула в комнату, закрыла за собой дверь. Оба растерянно замерли.

— Погаси свет, — сказала она и присела на кровать. Потом добавила: — Не говори ни слова.

Свет от фонаря за окном задрожал. Кровать поддалась, заскрипели пружины, одеяло поползло на пол.

— Руки, руки, — попросила она, — не надо, не помогай, я все сделаю сама…

— Уже четыре часа, — сказала Таня. — Можешь не смотреть на часы, я ведь чувствую время, научилась этому еще в детстве.

Первым вышел он. Коридор пуст, она сказала:

— Я думала, это страшнее, — и ушла.

Что случилось между ними, он понял не сразу. В штабе, работая с раздвижной параллельной линейкой и циркулем, прокладывал на карте маршрут будущего выхода. Одна карандашная линия — пойдут катера ВУ, вторая — в стороне будет держаться управляющий катер. Проложив маршрут, щелкнул, закрыл линейку, вспомнил: как вошла, как неумело раздевалась, как сказала «все равно ты меня не поймешь». Циркуль больно уколол палец. «Никогда бы не подумал, что она способна на такое. Вот удивила…», но больше не стал ломать голову, надо убирать карту, готовиться к выходу.

Августовским прохладным утром Нефедова вызвали в штаб. Бригадный флаг-штурман сунул в руку доверенность на получение карт, низкий раздавленный зеленый «Виллис» ждал уже около дверей, вооруженный сопровождающий (карты секретные) сидел в нем. С места рванули, круто на поворотах взвизгивая тормозами, скатились на шоссе, хрустя мелким стреляющим щебнем, помчались в объезд города в Гидрографию.

Обратно ехали вдоль железнодорожных путей, через товарную станцию. На путях, набитые плотно, как патроны в обойму, стояли эшелоны. Их хвосты не помещались на боковых линиях и вылезли на главную. Чтоб пропустить проходящий состав, вагоны то и дело двигали, лязгала сцепка, вскрикивали маневровые паровозы. Между путями качалась серо-зеленая толпа — скатки, ремни, каски, плоские, как ножи, штыки. С грохотом прокатили полевую кухню. Медленно, скрежеща и качая над толпой дуло орудия, проползла самоходка. На ней кто-то торопливо мелом написал «срочный ремонт». С платформ скатывали автомашины. Пронесли минометную плиту. Тонкий молоденький голос крикнул было: «Рота, стройся!» Голос утонул в реве паровозного гудка… Над растекающейся толпой поднималась ржавая пыль, стояли запахи мазута, разлитых под колесами помоев, мочи.

— Поберегись! — Едва не задев Нефедова, рядом проехал низенький, как жук, тягач с противотанковой пушкой.

— Ящик с тушенкой раздавил, паразит!

Медленно, обдавая людей паром, лязгая, прошел еще один состав. На платформах стояли лоб в лоб, скрестив пушки, танки. Люки были открыты, танкисты, сбросив шлемы, сидели на машинах. Эшелон где-то попал под дождь, капли на танках блестели.

— Сила-то какая прет! — выдохнул кто-то рядом.

— Думаете, скоро начнется? — спросил Нефедов.

Человек переменился в лице, поспешил прочь.

Когда подъехали к штабу, в коридорах уже метались люди, флаг-штурман тащил ворох бумаг, увидев Нефедова, крикнул:

— Беги в секретную часть, получи дополнение к лоции. Карты привез? С девиацией у тебя все в порядке?

— В порядке.

— Планы всех портов не забудь: от Юкк до Гензана[8].

— А что такое?

— Ничего.

Остаток дня прошел спокойно.

В двенадцать часов двадцать пять минут, идя в надводном положении, подводная лодка «И-124» доставила в район атолла Маороа торпеду «кайтай». Командир лодки сыграл погружение, но, как только волны перекатились через палубу и над водой остался только перископ, лодка перестала погружаться, и затем медленно двинулась вперед.

Куамото сидел сгорбившись на переднем сиденье. В мутном зеленом полумраке вспыхивали и стремительно проносились светящиеся искры. Он поправил обхватившее шею переговорное устройство и, прижимая микрофон к губам, спросил сидевшего сзади моториста, что показывают приборы. В ответ послышался треск, и Куамото понял, что связь не работает. Прямо перед ним шевелился, светя зелеными буковками, компас — лодка шла на северо-запад. Стрелка глубомера сперва показывала десять метров, затем качнулась и отошла на двадцать, одновременно качнулась и переместилась влево на пятнадцать градусов катушка компаса. Именно в этот момент командир подводной лодки капитан 2-го ранга Сауки увидел в разрыве атоллового кольца серое, раздавленное, хищное, стальное тело корабля — на рейде стоял американский крейсер.

В перископ командиру лодки было видно, как медленно раздвигается, увеличивается вход в атолл, как поднимаются из воды белая, разорванная на части пенная гряда над рифом, желтый песок, редкий частокол неподвижных согнутых ветром пальм с резными султанами. У входа покачивался на волнах сторожевой катер, вправо и влево от него подпрыгивали красные и черные буйки — сеть.

Сауки дал сигнал, по которому Куамото должен приготовиться, застопорил электромоторы. Когда стрелка указателя скорости замерла на нуле, приказал освободить «кайтай». Торпеда покачнулась и начала всплывать. Моторист без приказания все понял, запели винты, торпеда набирала скорость. Куамото шевельнул рукоятку руля — снаряд слушался. Бросив беглый взгляд на компас, лег на курс, ведущий прямо на середину пролива. Главное — поднырнув под сеть, очутиться внутри атолла. Показалось дно. Сначала это было неровное, коралловое поле, затем оно выровнялось, потекла однообразная грязно-серая равнина. Куамото решил всплыть, уменьшая ход, и взял руль на себя. Зыбкое водяное зеркало над головой заколебалось, раскололось, сквозь стекло водолазной маски хлынул свет, в лицо ударил ветер. Торпеда качалась на пологой длинной зыби. Прямо перед ней то поднимался, то пропадал низкий берег. Вход в атолл виднелся далеко вправо. Куамото понял, что сбился с курса. Торпеда двинулась вдоль берега. Неожиданно впереди возникла стена и распалась на квадраты. Сеть! От ее нижнего края до дна не более полутора метров. Заработало переговорное устройство.