промышлять да хлеб добывать; а ты себе знай денежки получай: за каждую ночь по целковому.

Солдат — не богат, куда деньгам рад! И вспало ему на разум купить себе ларчик, закрыть его наглухо, а сверху прорезать малую дырочку и класть туда рублевки на сохрану. Так и сделал. За всякую ночь дает ему бурлак по целковому, а он все в ларчик да в ларчик.

Кажись, много накопил, — думает он однажды, — время-то прошло немалое, дай посмотрю: много ли у меня рублевиков? А ведь мой бурлак, стало быть, совсем дурак: не ест, не пьет, а кажную ночь по целковому несет! Где только он деньги берет?

Открывает солдат ларчик, а в нем и не пахнет деньгами: одни щепки лежат. И вышел у хозяина с постояльцем большой тогда спор: один божится, что чистым серебром давал, а другой говорит:

— Ну, брат, не знал, что ты этакой мошенник! Я бы тебя и на квартиру не пускал, а то, вишь, все время даром простоял; чего у тебя взять? Как добрым людям сказать?

Отправился солдат в суд и стал просить, чтоб его с бурлаком рассудить. Судьи думали-думали, ничего не выдумали; приказали обоим им руки связать да к царю отослать. Царь Агей стал спрашивать у солдата: какие деньги он брал и куда клал?

— Я брал ходячею серебряной монетою и клал в сундучок, чтоб не терся бочок.

Царь Агей захохотал, наскоро за сундучком послал. Принесли ларчик, отперли, поглядели, а в нем лежат все целковики, да такие новые —. словно с молотка сейчас! Царь Агей на солдата напустился, закричал: "Ты зачем бурлака оболгал?" и приказал его взять да плетьми наказать. Ивану-бурлаку стало жаль солдата, просит у царя, чтоб его не бил:

— Это, — говорит, — я над ним шутку сшутил.

Царь спрашивает:

— Неужели ты сможешь этак шутить?

— Смогу, ваше царское величество!

А ну, пошути надо мною.

— Я бы рад, да боюсь — достанется.

— Ничего не достанется! Вот тебе Микола порукою.

Точас напустил бурлак полон дворец воды. Сенаторы всполошились, тонуть-то никому не хочется, чуть не плачут со страху! А к царскому месту подплывает лодка.

— Царь Агей, — говорит Иван-бурлак, — сядем в лодку да поедем гулять.

Сели и поехали. Понесло их ветром в открытое море, а на море поднялась такая сильная буря, что долго они живота себе не чаяли. Потом буря помаленьку стихла, и прибило лодку к одному острову. Вышел царь на землю, ступил шага два-три, оглянулся назад — нет ни лодки, ни Ивана-бурлака. Задумался царь Агей:

— Куда мне теперь идти?

И пошел вдоль берега. Шел-шел и попал в большой город. Видит он: несет баба жареную баранину продавать.

— Голубушка, — говорит царь, — найми меня: я стану тебе служить, стану за тобой баранину носить.

— Что возьмешь?

— Ничего, только хлебом корми.

Баба согласилась, и пошли они вдвоем по городу.

Царь нес-нес баранину, захотелось ему попробовать, взял кусок и давай есть. Тут со всех сторон обступили его прохожие, начали приставать да спрашивать:

— Что ты ешь?

— Жареную баранину;

— Какая баранина! Это человечья рука. Вишь какой людоед появился!

Схватили его, связали по рукам и по ногам и посадили в острог. Стали опосля судить, и присудили предать его смертной казни. Привели на помост, положили голову на плаху, палач взял в руки топор, замахнулся...

— Ай! — закричал царь Агей. Сенаторы повскакивали со стульев:

— Что так громко изволили закричать?

— Еще бы не кричать: чуть-чуть палач головы не отсек!

— Что вы это, ваше величество! Какой палач? Вы сидите во дворце, на своем на царском месте, и нас всех собрали судить Ивана-бурлака.

— А ты здесь еще, проклятый, — грозно сказал царь Агей, — жаль мне, что Миколу дал в поруки, а то б велел тебя повесить. Вон из моего царства, чтоб твоего и духу не было слышно!

Тотчас же отдан был приказ по всему царству, чтоб никто не смел принимать в свой дом Ивана-бурлака. Долго бродил он без пристанища, во все дворы заходил — нигде не пускают.

Вот однова приходит бурлак в деревню и просится к мужику.

— Царь не велел! — говорит мужик.

— Пусти, добрый человек!

— Сказано: нельзя! Коли пущу, так разве за сказку, я до них большой охотник.

— Пожалуй, хоть за сказку.

Мужик пустил его, накормил-напоил, и полезли оба на полати.

— Ну, сказывай сказку! — пристает хозяин к Ивану-бурлаку, а тот ему в ответ:

— Посмотри-ка на себя, кто ты стал?

Мужик посмотрел на себя: как есть медведь!

— Посмотри и на меня; ведь и я такой же!

— Как же нам быть? Ведь нас, пожалуй, убьют!..

— Небось!

На полатях-то было окно, вот Иван-бурлак толкнул хозяина за окно, и сам за ним, побежали в лес. Увидали их охотники и погнали вслед.

— Что теперь делать? — спрашивает мужик.

— Садись в дубовое дупло, а я возле сяду; коли охотники прискачут, меня убьют да сдерут мою шкуру — ты выскочи из дупла, перекувырнись через шкуру — и будешь опять человеком.

Только успел рассказать, наскакали охотники, убили медведя, сняли с него шкуру и пошли к речке руки мыть.

Мужик увидал, что они ушли, выскочил из дупла, перевернулся раз — и полетел с полатей наземь, больно ушибся, и говорит сам с собой:

— Праведно повелел царь Агей, чтоб тебя нигде не пускали! А Иван-бурлак кричит с полатей:

— Что, хозяин, видно, крепко уснул!

— Где ты, окаянный? Ведь тебя убили и шкуру сняли?

— Неправда, я жив, и шкура цела!

Тут хозяин выгнал его взашеи из дому. Иван-бурлак шатался, шатался и ушел в иное царство.

ДОМОВОЙ И ДВОРОВОЙ

ДОМОВОЙ[30]

ДОМОВОГО считают духом добрым и называют хозяином дома, а также хозяином как над человеком, так и над скотом, и кроме того называют "батюшко домовой". Домовой ходит по всему дому, а местопребыванием предпочитает подполье. По народному убеждению, если он любит всю семью, то она будет жить богато и счастливо, а если же нет, то будет носить какую-то тяготу и не будет зажиточна. Если полюбит двор