дошло, дак как заморозит! Все тело как закоробило — и отпустило. Я соскочила и говорю:

— Бабушка, бабушка, зажигай огонь. Я сон нехороший видела.

И бабушке сразу рассказала. Она говорит:

— Девка, что-то нехорошее... Что-то нехорошее. У тебя бы два мужика не было. У тебя, однако, два мужика будет.

— Да ты что, бабушка?

И, действительно, в этот год Сашу угнали, убили. Шесть лет прошло, за Николая вышла, тридцать лет с Николаем прожила — и все-таки нехорошо: вперед меня умер...

СПРОСИСЬ ХОЗЯИНА

РАНЬШЕ в Бодайбо наши ходили. И там приискатели, охотники ли зимовье построили.

Вот этот Стренчев и рассказывал.

Прихожу, говорит, остановился ночевать в этом зимовье. Сходил воды принес, затопил печку. Но, прежде всего, попросился, что, хозяин, пусти меня ночевать! — это как обычай.

Сварил чай, попил, покурил... И вот, сколь уж время было — не знаю... Подул ветер, зашумело все и — залетал... Дверь распахнулась, залетал...

— Ага, у тебя человек! Давить будем!

А этот говорит:

— Нет, не будешь. Он у меня выпросился, — это хозяин-то, домовой.

И вот они сцепились. Возились, возились — хозяин все-таки того выбросил. И тот засвистел, ветер зашумел... Я, говорит, уж не в себе, думаю: "Ежели бы не попросился, то значит все — отработал бы!"

Он видеть их не видел, а только слышал возню их, разговор.

ЛЕШИЙ

ЛЕСОВОЙ[33]

О лесовом крестьяне говорят: "Было время, годов 20 или 30 тому назад, не проходило ни одной ночи, чтобы не похалестился[34] леший. Нельзя было выйти вечером или рано утром в лес на охоту: то поет песни, то лает собакой, то кричит птицей и перелещается (притворяется) всякими манерами, а то еще заведет куда-нибудь, что и не выберешься. Даже выйдешь на улицу вечером, и то непременно услышишь: где-нибудь уж он халестится. Или выйдешь, бывало, молотить, а он давно уж делает свое дело. А ныне совсем его даже не слыхать. Если и случится, то совсем редко и то перед каким-нибудь несчастием, а больше перед покойником — утопленником или удавленником.

А прежде сколько было колдунов — почти в редкой деревне не было, а ныне совсем почти не слыхать. А сколько прежде портили баб (кликуш), так и сказать страшно: бывало, в одной деревне вдруг завопят баб тридцать, а ныне и этого нет — все затихло.

А от того ныне этого нет, что лешим и всем чертям уж ныне делать стало нечего. Народ стал умнее чертей, перехитрит и дьяволов, да что говорить — творим во всем волю дьявола: друг друга обманываем, друг перед другом заносимся и гордимся; что возьмем, стараемся не отдать, и постоянно ругаемся и деремся. Совсем чертям стало делать нечего, и они лежат на покое. Прежде народ был гораздо честнее, а потому у них и было всего довольно, да и пугали черти для того, чтобы сбить их с праведного пути и поставить на грех. Появись-ка ныне колдун и испорти-ка бабу, — так ему и башку-то отвернут на дому, а прежде их боялись, как огня".

Лешие, по народному понятию, могут принимать различные виды. Произошли они, как понимает народ, из среды дьяволов, упавших с неба. Леших некоторые видели в образе человека и птицы.

Крестьяне деревни Жеброва Иван Мухин и Петр Александров рассказывали:

"Осенью в третьем году мы словили рыбу на Шенгафе с лучом (с огнем) — острогой. Вдруг явилась птица и залетала над самыми нашими головами, и крыльями своими угасила наш огонь. Мы снова зажгли, она опять угасила и несколько раз мы зажигали, а она все гасила. Мы видим, дело неладно — вышли из воды, стали творить молитву и креститься, тогда защекотала сорока, а потом черт захохотал и когда мы побежали домой, он вскричал: "А, догадался!"

Лешие, по поверию народа, живут в каждом лесу и переходят с места на место, сбивая с пути прохожих и проезжих, причем оказывают свои действия больше в таких местах, которые почему-либо в народе считаются нечистыми. (Народ считает нечистыми те места, где часто пугают черти людей, или на коих были прежде совершены убийства, или последовала скоропостижная смерть человека).

Когда собьются с пути, чтобы найти дорогу, некоторые снимают с себя всю одежду, перетрясут ее с молитвою и вновь одевают.

Кроме того лешие или черти вообще, как уверяют крестьяне, еще наводят страхи на людей, всякими манерами пугают: хохочут, кричат птицей, поют песни и прочее, но только от крика их, как убежден народ, не бывает, по местному названию, раю (эхо) и даже, случается, иногда сводят людей с ума.

В деревне Среднева Еликонида Григорьева рассказывала: "Однажды шла я домой поздно вечером из деревни Подгорнова и не дошла немного до своей деревни — вдруг защекотала сорока и после завизжал заяц. Я перекрестилась, — не знаю, что делать. Потом и загагайкал нечистый. Я добежала до своей деревни, а он все кричит разными голосами".

Деревни Среднева Авдотья Алексеева: "Раз пошли мы зимой в самую полночь с товаркой Марьей Васильевной к заутрене, и вдруг за нами с колокольцами едут? Мы стали дожидаться, а они ни взад, ни вперед — не догоняют нас. И когда мы дошли до крестов, где дороги расходятся в разные стороны, тогда нечистый загагайкал, защекотал сорокой, визжал зайцем и всяко перелетался — разным голосом. Мы прибежали к приходу, еще и огней ни у кого не было, едва-едва могли выпроситься в избу — у нас и языки не говорят".

Деревни Среднева Авдотья Алексеева и прочие крестьяне деревни Гузарева рассказывали: "У нас в деревне Гузареве была женщина Анна Дмитриевна, а у нее был ребенок годовой — все ревел и надоел ей и она стала бранить его нехорошею бранью: "Леший бы тебя унес!" Вдруг ночью в тот раз подходит к ее окошку другая женщина — соседка Марья Митревна, а это был сам нехороший, и говорит: "Давай ребенка, я повожусь — тебе надоело водиться". И она хотела было отдать, но ее остановила свекровь: "Отстань, не давай, что ты с ума, что ли, сошла, я сама повожуся". — "Господи, что это будет?"

Вдруг нехороший так застукал в стену, что чуть не разворотил всю избу; пошел прочь да