Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Собрался и перенаправил поток в душелов.
Чуть отпустило, я смог, ковыряя жижу пятками, чуть отползти и перевернуться. Но тут завопили фобосы. Жалобнее всех скулила Белка, уже не горностай, а практически немецкая овчарка. Мэйн, либо пытался ее спасти, либо пожадничал сначала, но в итоге рухнул рядом, частично закрыв от потока энергии.
«Брейк, брейк…десять, девять, восемь…» — Муху, который за пару секунд перешел в супертяжелый вес, швыряло из стороны в сторону, будто его метелит невидимый противник. После очередного «удара» он растекся на полу и хрипел, копируя счет невидимого рефери.
«Матвей, в кое-то веке согласен с нашим дуболомом…» — слабо пробормотал профессор, надутый как воздушный шар, опухшие губы с трудом шевелились под заплывшими щеками. Вокруг глаз черные круги, если там и были когда-то очки, то сейчас потерялись где-то в объемных жировых складках.
Пипец, такого эффекта от передозировки энергии я не ожидал. Когда фобосы уже визуально трещали по швам, корчась от распирающей боли, поток вернулся в меня. И уже я чуть не завопил — будто огневик подпалил кровь в моих венах. Жгло и корежило, мешая думать.
— Ларрррс, надо куда-то перенаправить потоооок! — мысленно не получилось, меня корежило так, что я буквально выплюнул все эти слова. — В зееемлююю? Моожжжет отпуууустить вааас?
«Формулу помнишь?» — Ларс поймал момент, когда его прошибло судорогой и выпрямило дугой, но хоть говорить смог, и его слова эхом отдались в моей черепушке. — «Запитай ее!»
Формулу я помнил, хоть и не понимал ни значения, ни смысла. Но силуэты странных символов, огненной линией вспыхнули перед глазами. Как делали уже кучу раз, мешая нормально спать. Тогда я их гнал, но не сейчас. Легчайшее касание памяти и вот перед глазами вспыхнули силуэты. Как пришпиленные, они застыли, вокруг трясучки и развернувшегося вокруг трескающегося от передоза пространства.
Я не понял, что именно я сделал. Будто выгнулся, посторонился и пропустил мимо себя поток, не прекращавшийся валить от горящего разрыва. Пропустил и подтолкнул в сторону формулы.
Чем больше наполнялись силуэты символов, а золотое свечение вливалось в неровные изгибы, словно жидкость, тем лучше я себя чувствовал. Еще плохо, будто в «макдаке» переел, но эта тяжесть, по крайней мере, перестала брыкаться, намереваясь разорвать меня изнутри. Символы заполнились под самую макушку.
Я внутренне напрягся, ожидая, что опять начнет крутить, но формула, как бездонная продолжала впитывать силу. А когда поток от поезда начал спадать, буквы переключились на фобосов, а потом и на меня.
«Вот это туда-сюда меня раздражает…» — словами старого анекдота, выдернутого из памяти, простонал Ларс, — «…но работает, чуть-чуть осталось…»
Под яркими, светящимися буквами вопреки всем законам физики появилась тень. Черное плотное пятно упало на землю, одним махом проглотив жухлую траву, старые мокрые ветки и камни. Я только и успел, что ноги подтянуть, вырвав их из опасной зоны. Чернота расширилась и поползла обратно вверх, как фантик от конфеты, оборачиваясь вокруг символов.
Низ соединился с верхом. Черное полотно заблестело, покрываясь пленкой, похожей на машинное масло. В воздухе что-то щелкнуло и всю черноту вместе с буквами начало корежить — что-то рвалось изнутри.
Натянулось и задрожало так, будто сейчас рванет.
— Лааарс? — я начал отползать, — Ты уверен, что это была хорошая идея?
«Просто зажмурься, все будет в порядке… Если ты, конечно, не напутал с форму…»
Я не только зажмурился, я вскинул руки, чтобы закрыться — ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не гово… Последние слова профессора растворились в ослепительной вспышке…
Абсолютная тишина.
Перед глазами радужный калейдоскоп.
Я не понял, вижу я это или уже ослеп, но прямо передо мной на месте, где висела формула, расцветала какая-то космическая абстракция. Взрыв сверхновой или как там это называется, синие, зеленые, фиолетовые и розовые разводы, пронзенные яркими пятнами, как медуза на волне, переливались из одного состояния в другое.
Перламутровое облако еще раз моргнуло и бесшумно схлопнулось, оставив лишь узкую черную дыру, висящую в воздухе.
«Сработало!» — восторженно завизжал Ларс, но потом понизил градус радости: «Слабенькая, правда, мелочь прям…»
— Это что за херня? — давление силы исчезло, вокруг стало светлее, начали возвращаться звуки, я услышал голос Захара, кричащего мое имя. Подул ветерок, принеся вонь от кучи дымящегося пепла.
«Фу, Матвей, как грубо!» — надулся Ларс: «Эта, как ты изволил выразиться — херня, величайшее изобретение всей моей жизни. Такое только у Императора есть. И, между прочим, он очень мне был благодарен. Ммм, у него, конечно, получше получилась, не такая мелочь, но все равно!»
«Короче, Склифасовский…» — начал было Муха, но растерянно замолчал, будто ждал продолжения цитаты, найденной в моей памяти, но не нашел.
«Ну, какие же вы тупые…» — отмахнулся Ларс: «Один раз говорю — это меж… Хотя подожди, сейчас на понятном для тебя языке попробую…»
От виска к виску, проскочив голову насквозь, пробежала легкая щекотка, будто в голове действительно кто-то копошится.
«Короче — это пространственный карман. Аномалия, которая создала в другом измерении нечто вроде изолированного помещения…» — Ларс замолчал, ожидая вопросов, но все промолчали: «В твоем случае, к сожалению, очень слабый был выброс силы, так что это скорее сундук, а не помещение…»
«Не хера себе слабый! У меня по три нокаута в секунду, я будто против фонарного столба на бой вышел. Такого даже с Витькой Ломовым не было, а тот пудовые гири, как семечки пальцами щелкал…»
«Муха, не жужжи. В твоей боксерской перчатке, которую ты по скудоумию почему-то называешь головой, просто нет понимания, что значит настоящая сила…»
— Ладно, сам не умничай, — я заступился за боксера, пытавшегося без огневика, одним лишь взглядом изгнать Ларса. — Как это работает?
«Загляни внутрь, оно твое теперь. Только твое — никто туда попасть не сможет. Я научу, как с ним работать. Может и расширить получится. У Императора там вообще хоромы — он там от покушений прячется. Только это государственная тайна, если что…»
Я сделал шаг вперед, разглядывая черные полосы, чем-то похожие на края приоткрытой морской раковины. Обошел по кругу — с той стороны ничего пустота — видно небо и верхушки деревьев со снегом, напомнившим, что я мокрый и чертовски замерз.
Вернулся, поежился и протянул руку, стараясь достать до высоко висящего края черной щели. Меня заметили, опять щекотка на уровне затылка, холодок по шее — раковина медленно опустилась на уровень моей груди и стала открываться.
По сравнению с тем, что было вокруг, внутри оказалось тепло. И сухо, как