Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эдита Вам, — подсказала Лика.
— Да, Эдита Вам, — повторила Катька.
— Я вам без всякой тетрадки скажу. Нет таких. И никогда не было.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Откуда вы эти странные фамилии выкопали? У меня все больше Ивановы с Петровыми лежат… — Веселов глянул на часы. — Ой-ой-ой…. Пора бежать. — Он поднялся со скамейки. — Заходите как-нибудь, поболтаем. Я вам еще про свою прапрабабушку расскажу. Она ведь не только с Николай Василичем была знакома, но еще и с Иван Сергеичем…
— С каким Иван Сергеичем? — спросила Лика.
— С Тургеневым.
— У него тоже здесь бричка сломалась?
Представьте себе. И пока ее чинили, моя прапрабабушка поведала Ивану Сергеевичу одну историю. О том, как ее глухонемой знакомый утопил в Доне собачку. Тургенев эту историю выслушал, а впоследствии написал свой знаменитый рассказ. Угадайте, какой?..
— "Муму"! — дружно ответили девчонки.
— Умницы. Угадали… Ну все, целую пальчики. Я побежал.
И Харитон Харитоныч легким танцующим шагом поспешил на кладбище.
— Кать, а как тебе пришло в голову узнать у Веселова про девушек? — спросила Соломатина.
Да так, ни с того ни с сего… А вообще, нет, — сама себя поправила Орешкина. — Я вдруг вспомнила о "живых мертвецах".
О "живых мертвецах"?
Нуда. Помнишь, Ленка нам рассказывала про обряд фальшивых похорон. Когда "скрытники" хоронили пустые гробы. А те люди, которые якобы умерли, на самом деле дали обет богине Рураке поститься и скрываться до самой смерти…
— Ты думаешь, эти девушки — "живые, мертвецы"?
— А почему бы и нет?
Лика допила фанту и вытерла губы.
— Эх, нам хотя б какую-нибудь ниточку…
Катька стряхнула с колен крошки.
— Есть одна ниточка. Надо пойти в редакцию "Вечернего Гусь-Франковска" и выяснить, кто давал объявления о смерти девушек.
— Катька, ты гений! — Лика вскочила со скамейки. — Идем в редакцию!
— Подожди, у меня еще одна потрясная мысль наклевывается… Веселов сказал: "Откуда вы такие странные фамилии выкопали?" А ведь и правда — странные фамилии.
— И имена тоже странные. Ада, Эдита" Нора… Ну, то есть не странные, — поправилась Соломатина, — а довольно редкие.
Орешкина в раздумье прикусила губу.
— Знаешь, что?..
— Что?
— Давай разбежимся. Я смотаюсь в редакцию, а ты сгоняй в адресное бюро, узнай адреса этих самых Вам, Блюм и Барбильяк…
— Думаешь, здесь есть адресное бюро?
— Должно быть. Где-нибудь на вокзале. Сейчас спросим. — И Катька спросила у проходящей мимо старушки.
Адресное бюро действительно было на вокзале. Заодно Соломатина узнала, где редакция "Вечернего Гусь-Франковска".
Договорившись встретиться через полтора часа на этом же самом месте, девчонки разбежались.
Лика поехала на автобусе к вокзалу, а Катька отправилась пешком в редакцию газеты, которая находилась неподалеку.
Но не успела Орешкина сделать и десяти шагов, как вдруг появился мотоциклист на громко тарахтящем мотоцикле. Он несся прямо на Катьку. Орешкина едва успела отскочить в сторону.
Резко тормознув, мотоцикл остановился. Мотоциклист снял шлем с затемненным щитком и оказался мальчишкой примерно одних лет с Орешкиной.
— Ты что, псих?! — накинулась на него Катька.
— Ага, — ухмылялся парень, — псих. Меня недавно из психушки выпустили.
— Оно и видно.
Орешкина пошла дальше. Парень поехал рядом на мотоцикле, отталкиваясь ногами от земли,
— Садись, прокачу.
— Я с шизанутыми не катаюсь.
— Кончай ломаться. Садись.
— Отвали.
— Тебе куда надо? — не отставал мальчишка,
— На кудыкину гору.
— И мне туда же. Садись. Домчу на "Харлее" с ветерком.
Катька искоса глянула на мотоцикл.
— На "Харлее"… Молчал бы уж. Ездит на какой-то таратайке.
А ты читать умеешь? — Парень ткнул пальцем в самодельную наклейку на бензобаке. — "Харлей Дэвидсон".
— Ой, держите меня, — презрительно рассмеялась Орешкина. — Нацепил на "Яву" наклейку и выпендривается. Рокер задрипанный.
Парень смутился.
Откуда знаешь, что это "Ява"?
От верблюда.
Ну "Ява", — сказал мальчишка. — Между прочим, тоже классный мотик… Тебе куда надо-то? — повторил он уже совсем другим тоном, чем в первый раз.
В газету "Вечерний Гусь-Франковск".
— А, знаю. Тут рядом. Садись, довезу.
Катька, секунду помедлив, села на заднее сиденье.
Парень завел мотоцикл. Ту дух-тух-тух-тух… громко затарахтела "Ява".
— Домчу за пять секунд! — хвастливо пообещал мальчишка.
И в самом деле домчал за пять секунд. Во всяком случае, так Орешкиной показалось.
— Как тебе мой мотик? — горделиво спросил парень, когда они приехали.
— Потянет для сельской местности.
— "Для сельской местности". А сама-то ты откуда?
— Из Питера. Слыхал о таком городке?
— Из Питера… А сегодня вечером ты что делаешь?
— Тебе не все равно?
— Пошли на дискотеку?
— Не тянет, — сказала Орешкина, поправив волосы.
Почему не тянет?
— Тяги нет.
Да пошли, — стал уговаривать ее мальчишка. — Потусуемся. Знаешь, какая клева дискотека.
Мне в лом сегодня тусоваться.
Давай тогда завтра. Она каждый день бывает.
Катька окинула мотоциклиста оценивающим взглядом. В черной куртке с блестящими заклепками, он был очень даже ничего.
Ладно. Я подумаю. Где эта дискотека?
В центре. В бывшем кинотеатре "Луч". В семь вечера. Я тебя у входа буду ждать.
Ну, жди, — сказала Орешкина. — Может дождешься.
И она вошла в редакцию "Вечернего Гусь-Франковска".
В небольшой полукруглый коридорчик выходило сразу три двери. На одной висела табличка; "Главный редактор", на другой: "Отдел писем и публицистики", на третьей: "Отдел объявлений и рекламы". Пожилая женщина в цветастом платке мыла в коридоре пол.
— Ноги, ноги вытирай! — закричала она Катьке.