ванной. Включает громкую музыку, но не поет. Возможно, Лаура ошибается, но иногда ей кажется, что мама говорит сама с собой. Она за что-то сердится на себя и временами не может удержаться от крика.

Когда мама снова появляется в гостиной, страх исчезает. Лаура больше его не чувствует. А вспоминая о нем, обзывает себя дурочкой: ну чего было так пугаться? От выполнения заданий на лето она не отлынивает – это ее обязанность. Правда, еще не наступила даже середина августа, но сентябрь всегда подкрадывается незаметно. Как только начнутся занятия, она сдаст учительнице Пине исписанную рабочую тетрадь и получит первую за год оценку «отлично». Хотя это не доставит ей истинного удовлетворения: учительница Пина ставит «отлично» всем, даже мальчикам, которые заполнили не все страницы. Пина этого не замечает или делает вид, что не замечает. В классе есть лентяи, которые не заполняют тетрадь даже наполовину, а отметки у них не хуже, чем у остальных. Например Элия Фавилли. Однажды Лаура сказала об этом папе, и он ей ответил: «Кто делает что должен, тот делает. Кто не делает, того рано или поздно выведут на чистую воду». Он произнес эти слова, пристально глядя на жену.

Бывают утра, когда время останавливается, а страх не дает Лауре вздохнуть полной грудью. Это бремя, которое она несет с большой неохотой, особенно в дождь. Особенно если видит в окно, как Мартина Канчелли прыгает на детской площадке перед домом: Мартина совсем одна, и ей скучно. Иногда Лаура замечает Мартину, машет ей рукой, и та машет в ответ. Они улыбаются друг другу. Потом Мартина знаками показывает Лауре: «Выйди хоть на минутку!» Лауре не хочется отказывать лучшей подруге, и вначале у них всегда происходит спор: Мартина настаивает, а Лаура бессильно разводит руками. Ей велено оставаться дома; мама не любит, чтобы она одна выходила на улицу… Мартина хмурится, упрямо нагибает голову, садится на качели и несколько минут носками сандалий чертит на песке линии. Лаура оборачивается: словно бы чья-то тень скользнула по коридору к двери в подвал… Сердце у нее чуть не выпрыгивает из груди. Иногда она сдается. Смотрит на часы: начало двенадцатого. Телевизор орет на весь дом: останься она на месте или улети на Луну, ничего не изменится. И она решается. Идет к входной двери и открывает ее.

Стоит ей выйти на порог, и утреннее солнце бьет ей в лицо. Кажется, сейчас она сварится. Мартина Канчелли встает и направляется к дому. Лаура машет ей руками: «Стой где стоишь! Мама не разрешает никого впускать в дом, пока она проверяет счета!» Но Мартина подходит ближе, как будто не понимает. И Лаура вынуждена выйти из дома и преградить путь незваной гостье. Теперь они стоят по обеим сторонам ограды, друг напротив друга. Мартина в недоумении: что случилось в начале июня, после чего Лаура перестала выходить к ней на детскую площадку, где они обычно играли?

– Выйдешь? – спрашивает она.

Лаура едва слышно отвечает:

– Не могу.

Мартина Канчелли смотрит на дом:

– Почему?

Лаура поднимает взгляд на окно родительской спальни:

– Потому что не могу.

– Будем лепить куличики из песка.

Мартина Канчелли не представляет себе, как сводит нутро у ее подруги, когда она произносит эти слова.

– Я должна доделать домашнее задание на каникулы…

– А мне можно к тебе? Поиграем в свадьбу…

– Как-нибудь потом.

– Когда?

Опять эти вопросы.

– Позже.

Мартина Канчелли наклоняет голову.

– Позже я пойду к морю, – говорит она. У Мартины свои проблемы. Одну из них, последнюю по времени, зовут Игнацио. Он работает барменом в кафе «Орхидея», и мама Мартины постоянно пьет там кофе, каждый раз по три часа. Лаура завидует загару Мартины: грустно жить на берегу залива и весь день сидеть в четырех стенах; мириться с этим стоит ей больших сил. Мартина Канчелли поднимает на нее озадаченный взгляд:

– Тебе не разрешают со мной разговаривать?

Гадкая Мартина, совсем не жалеет лучшую подругу. И наоборот, считает гадкой ее, Лауру. А Лаура вот-вот расплачется. Она вспоминает, как однажды захотела поговорить и выскочила наружу, словно мышка из норки, а дверь от сквозняка захлопнулась, и ей пришлось обходить вокруг дома, чтобы попасть обратно через гараж. От одной только мысли, что придется снова идти туда, ей становится дурно.

– Знаешь, у моей мамы особенная работа, – говорит Лаура.

– Она разговаривает с инопланетянами?

Лаура смеется. Может, так оно и есть.

– Не знаю.

– Ну, хоть на две минутки.

Трудно все время говорить нет лучшей подруге, тем более если ты поклялась, что она будет тебе как сестра, которую тебе до недавнего времени вроде бы собирались дать, но так и не дали. А все из-за счетов, которые мама вдруг перестала проверять.

Западный квартал 176 находится на отшибе; живя здесь, не чувствуешь, что море рядом. Летом домики снимают отдыхающие, и днем квартал превращается в пустыню: все уходят на пляж. Некоторые встают в пять утра, чтобы занять местечко у самой воды, втыкают там свой зонт и только потом идут завтракать. Но забавнее всего ведут себя местные жители. Есть семьи, у которых с сентября по май на шкафу стоят уложенные чемоданы, а у двери – сумки. Как только начинается курортный сезон, они покидают дом, оставляя в нем только самое необходимое для жизни и не забывая прихватить семейные фотографии со стен, и переселяются в другую часто городка, к родителям жены или мужа. Живут в тесных комнатках, набившись, как сельди в бочку, в духоте, с комарами, зато в конце сезона их ждет награда – куча денег за аренду. Иногда денег так много, что их хватило бы на далекое путешествие. Как-то раз Лаура спросила: «Почему мы не сдаем дом, как семья Паризи?» У матери сделалось страшное лицо. Она уставилась на счет за воду так, словно на этой бумаге были начертаны день и час ее смерти. Она даже не ответила дочери. Лаура задала тот же вопрос отцу, и получила четкий и ясный ответ: «Я с утра до вечера гну спину на работе. И, когда возвращаюсь домой, хочу чувствовать, что этот дом хоть чуточку мой, а не только собственность банка». Для него оставаться жить на виа Басси, 35, было вопросом чести.

В те утра, когда Лаура не в силах отказать лучшей подруге, она испытывает особое волнение, даже если ничего особенного не происходит. Страх разоблачения преображает каждую минуту, переносит ее от домашних забот к жизни за оградой, пусть даже в этой жизни нет ничего, кроме кошек, спящих в тени живых изгородей. Подружки сразу