– Дай-ка! Дай, тебе говорят – не то Михайлу покличу!

Саша разжала руки не от этой угрозы – она просто растерялась от Палашкиного напора, да и вообще продолжала пребывать как бы не в себе. Наглая девка в два счета завладела шкатулкой, щелкнула замком и сунула нос под крышку. Вынырнула, снова сунула руки в ящик и с заметным усилием, швыркая носом, выволокла из сундучка некий позеленевший от времени, бесформенный на первый взгляд предмет. Разочарованная, она бросила его на жухлую траву и пнула лаптем.

– Дура девка, – убежденно сказала Палашка, сунув пустую шкатулку обратно в Сашины руки. – Вот тоже мне, нашла себе клад – ящик, а в ящике идол поганый! Я и даром б эдакое страшилище в руки не взяла – чай, православие через него опоганить можно!

Она отвернулась и, окончательно потеряв интерес и к Саше, и к ее добыче, кинулась отнимать у одной из девушек какую-то попорченную молью зеленую накидку, привлекшую ее внимание сверкнувшей на солнце большой латунной пряжкой. Послышалась ругань, треск разрываемой ткани, визг и звук сочной плюхи; к девкам, осмелившимся поднять такой шум в непосредственной близости от покоев царевны Натальи Алексеевны, спешил управляющий, и выражение его лица не сулило ничего хорошего.

Эти звуки как будто разбудили Сашу. Что-то напряженное, даже звериное проявилось в ее лице – такое выражение появляется у матерей, внезапно осознавших, какая опасность грозит их любимым чадам. Быстро оглядевшись по сторонам, она с ловкостью ярмарочной воровки подняла с земли непонятный предмет, накрыла ларец краем расписного платка, лежавшего у нее на плечах, и быстро-быстро, больше не оглядываясь, пошла прочь…

…Дверь опустевшего флигеля скрипнула, впуская девушку с уложенной вокруг головы королевской косой. Раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, с тревожным блеском в глазах, Саша присела на край скамьи, пристроила ларец на коленях и, не теряя ни секунды, извлекла из него покрытого зеленью «идола». Минуту или две Саша смотрела на него, не отрываясь; затем, словно очнувшись, вскочила, уронив на пол шкатулку, подхватила «идола» и кинулась в сени.

Там, в самом темном углу, задвинутая под лавку, стояла лохань с брошенным в нее до половины стертым кирпичом – им натирали полы во флигеле и соседних пристройках. Схватив кирпич, Саша стала истово, до выступивших на лбу и висках капель пота, тереть им позеленевшую от времени фигурку.

Совсем скоро у нее в руках сиял начищенными боками чудной предмет: это был бронзовый канделябр. Подставки для свечей сделаны в виде голов дракона, а основание – тело дракона, расправившее по сторонам чешуйчатые крылья и упирающееся в стол крепкими, когтистыми лапами…

Было похоже, что дракон хорошо ей знаком, – белой рукой Саша ласково провела по «идолу», будто приветствуя старого друга. Затем, нажав пальчиком на основание одной из голов, она извлекла из потайного углубления сложенную вдвое записку с проступающими сквозь тыльную сторону чернильными строчками.

– Слава тебе, Иисусе! – легкий, как вздох, возглас вырвался из побледневших губ.

Записка трепетала в пальцах, как пойманная птица; чтобы сдержать волнение и разобрать прыгающие перед глазами строчки, девушка была вынуждена отставить канделябр в сторону и разгладить листок у себя на коленях.

Содержимое письма она разбирала долго, гораздо дольше, чем потребовалось бы на это времени человеку, ежедневно имеющему дело с письмами и документами. Но когда смысл написанного стал понятен Саше, поначалу она как будто не слишком обрадовалась. Прислонилась к бревенчатой стене, закрыла глаза, прошептала что-то бледными губами. Минуту или две она походила на спящую или, скорее, на человека, находящегося в глубоком обмороке.

Но вот на посеревшие щеки стал возвращаться прежний нежный румянец; длинные ресницы дрогнули раз, другой; сведенные у переносицы брови разгладились, глаза открылись – и из их бездонной изумрудной глубины полился такой свет, такое счастливое сияние, такое свечение блаженства и любви, никогда до сих пор не присутствовавшее в этом серьезном взгляде, что, будь при этой сцене кто-нибудь посторонний – он моментально бы решил, что воочию видит пробуждение Спящей красавицы.

Впрочем, к тому времени эта красивая сказка Александра Сергеевича Пушкина еще написана не была.

…Газеты в папках закончились, теперь она листала плотные страницы журналов «Русскiй антикваръ». Легкомысленное с налетом дешевой сенсации и порою фривольное содержание газетных статей перешло в серьезный, несколько тяжеловесный стиль публикаций в специализированном издании. Здесь печатали советы по вывозу художественных ценностей за границу, объявления об аукционах и рассказы о редких коллекциях.

И вдруг! Вероника вздрогнула и уставилась в папку. Сердцевина одного из журналов оказалась выдранной, именно выдранной безжалостной рукой, оставившей после себя рваную рану торчащих ниток и клочки застрявшей под ними бумаги! Девушка быстро глянула в низ страницы – не хватало целых восьми листов!

Машинально, словно пытаясь приглушить боль живого существа, девушка пригладила ладонью линию обрыва. Кожу неприятно царапнуло, на пальцах остался след еле заметной пыли, какую дает лежалая бумага.

– Смотри-ка! – Ада, все это время перебиравшая что-то на другом конце стола, обернулась к Веронике, на лице ее играл румянец азарта. – Парадоксальное явление – семейный альбом для фотографий без единой фотографии! Ну то есть вообще ни одной нету!

Прижав к груди папку, из которой (она слышала это!) доносился неслышимый остальному человечеству стон, Вероника подошла к Аде. Та, распластав на столе старый, тяжелый альбом для фотографий в смешной плюшевой обложке с серебряными нашлепками, быстро и с треском перебирала плотные страницы. Альбом был совершенно пуст, но кляксы клея и повисшие кое-где рваные полосы подложек ясно давали понять, что совсем недавно он был заполнен снимками до отказа!

– Кто-то просто распотрошил семейный архив Блюхера, выкрав у него все семейные фотографии, начиная с самых ранних! Смотри, вот тут дарственная надпись: альбом принадлежал еще родителям Натана, какая-то тетя Сара подарила его Блюхерам-старшим на свадьбу. Ну что ж! Я так и знала, что все дело в его прошлом!

В голосе Ады клокотало торжество.

– Преступнику следовало бы украсть не фотографии, а весь альбом целиком. Большую ошибку допустил этот прохвост! Ведь теперь мы будем знать, что начало всех бед Натана кроется не в событиях, скажем, последней недели или месяца, а гораздо раньше – может быть, в самом его детстве!

– Может быть, даже еще раньше, – несмело заметила Вероника. – Смотрите, вот: журнал «Русский антиквар» от 1872 года. И здесь тоже украли… то есть вырвали самую середину. Может быть, даже в тот же самый день, в какой и выкрали семейные фотографии?

– Очень, очень может быть. Дай-ка! – Ада приняла у Вероники папку. Прищурившись на изуродованное место, она быстро перебросила книжку журнала на руку, отогнув лист с анонсом «В этомъ номере». Так, так, – длинный палец с красным маникюром заскользил по строчкам. – Ага! Вот! На этих страницах помещалась статья под названием «Канделябры». Видишь? Стр. 24–32. Интересно: канделябры!