– Она жива? – вырвалось у Вероники. Глупо было надеяться, но все-таки, но вдруг…

Вместо ответа Ада шагнула внутрь сейфа и, присев рядом с телом, без особой натуги развернула его, бережно откинула с лица волосы. Голова мертвой вяло мотнулась, повернулась направо и замерла – как у сломанной куклы… Сковавший ноги страх мешал Веронике передвигаться – она сделала три или четыре шага к Аде и села на пол, на ковер, в метре от тела. Увидела бледную до синевы щеку, маленький нос, из которого вытекла и уже успела засохнуть тоненькая струйка крови, застывший в муке взгляд серых глаз… И еще – глубокие царапины на шее и груди, разорванный ворот белой батистовой блузки, лопнувшую нитку бус – рассыпавшиеся жемчужины разметались по полу, запрятались в волосах, хрустели под Адиными ногами.

– Ее били? – хрипло спросила Вероника, с трудом оторвав руку от пола и указав на неровные полосы ссадин и царапин.

– Нет, – Ада поднесла к глазам пальцы погибшей, внимательно рассмотрела их и осторожно опустила мертвую руку обратно на пол, – ее не били. Она задыхалась и в агонии рвала и царапала себе грудь, пытаясь впустить воздух… Смерть от удушья – страшная смерть. Но у нее не было ни единого шанса…

Ада указала на металлические бока сейфа, его пол и потолок. Железные пластины толщиной с полметра плотно подогнаны друг к другу – очень крепкое, сделанное на советь, герметичное помещение. Закрытый в нем человек проживет не более четырех или пяти часов… Боже! Пребывать в сознании целых пять часов – и медленно умирать, зная, что у тебя не осталось совсем никакой надежды, что ты похоронена заживо!!!

Наклонившись, Ада подобрала с полу цилиндрик из оранжевой пластмассы – обыкновенная одноразовая зажигалка. Щелкнула раз, другой – огонек не вспыхнул, не выбилась даже слабая искра.

– Газ кончился. Если бы у нее под рукой не оказалось зажигалки, она бы прожила еще немного – может быть, несколько часов. Бедняжка! Она сожгла весь свой кислород…

На женщине, помимо белой блузки, была надета доходившая ей до колен синяя джинсовая юбка с накладными карманами, отороченными желтой строчкой.

Осмотреть содержимое этих карманов, конечно, было необходимо, но Вероника не могла себя заставить смотреть! Чтобы отвлечься и хоть немного прийти в себя, она, все так же не вставая с ковра, перевела глаза выше.

Теперь было ясно видно, что сейф, послуживший для женщины могилой, скорее походил на небольшую, площадью примерно два на полтора метра, комнатку или кладовку, доверху заставленную небольшими металлическими ящиками. Здесь было что-то вроде картотеки: к каждому ящичку прилагалась табличка с коротким указанием того, что в нем хранилось. В другое время Вероника непременно посмотрела бы на то, что там такое написано на этих табличках, но только не сейчас!

Она впервые видела смерть так близко. И это было очень страшно – совсем не похоже на то, как ее показывают по телевизору в кино или криминальных передачах. Еще недавно живая, теплая, симпатичная женщина сорока примерно лет от роду, с такими красивыми, длинными и гладкими, как шелк, волосами – и распростертое на полу тело в разорванной блузке и еще эти ногти, которыми она раздирала себе грудь… и этот землистый цвет лица, раскрытые от удушья губы…

– А записка? – слабым голосом спросила Вероника. – Если ее заперли здесь силой, то должна быть записка… Жертва всегда старается указать на того, кто с ней такое проделал…

– Ей нечем было писать. Хотя она пыталась, – Ада указала на несколько еле заметных царапин по тут сторону двери. – Но внутри сейф не окрашен, просто металлические плиты – на них невозможно выцарапать даже короткое слово, особенно если под рукой нет ничего, даже отдаленно напоминающего инструмент… У нее была только босоножка со стальной набойкой. Но каблук сломался, когда она била в дверь. Все было бесполезно…

Поднявшись, Ада вышла из сейфа в комнату. В руках она держала небрежно сложенный листок бумаги и пуговицу – все, что было в кармане у погибшей. Пуговицу – обыкновенную, маленькую, из прозрачной пластмассы, с короткой ниткой, оборванной у самого основания, – после короткого осмотра Ада положила на стол, рядом с папкой, где находился журнал с вырванной статьей о канделябрах. А записку, наскоро написанную на обратной стороне оторванного куска театральной афиши, прочла вслух:

«Жизнь здесь бессмысленна и трагична. Я решилась, и твердо: мы простимся, на это раз – навсегда!»

– Она все-таки написала записку?! – Вот тут-то Вероника наконец и сама вскочила на ноги.

Ада же пожала плечами.

– Говорю тебе – у нее было нечем писать! В сейфе нет ручки, тем более зеленой пасты, какую использовал автор этого послания. И потом, если бы это писала она, то первым делом написала бы имя убийцы, а не этот довольно дурацкий текст.

– Да нет же, вы не поняли! Это записка самоубийцы! Эта женщина покончила с собой! Положила записку в карман, вошла в сейф и… и захлопнула за собой дверь. Ффу-уу!

Непонятно почему, но гора спала с плеч! Самоубийство – глупая и страшная вещь, но все же это не тот мертвящий ужас, который охватывает тебя, стоит только представить, как кто-то неизвестный захлопывает за спиной ничего не подозревающей женщины бронированную дверь и она остается одна, в темноте, цепенея от сознания того, что никто не придет ей на помощь до самого конца! Нет, нет, пусть лучше эта женщина окажется самоубийцей!

Но почему Ада качает головой?

– Эту дверь нельзя захлопнуть с обратной стороны, там нет ручки. И еще – самоубийцы не пишут записок на театральных афишах. Тем более когда есть возможность воспользоваться отличной бумагой – что мешало ей взять лист или даже больше вон там, в бюваре на письменном столе? Наконец, третье: задумав покончить с собой, женщина не станет покупать веселенький журнал с кроссвордом, вроде того, какой мы обнаружили в ее сумке. Нет. Это убийство. И произошло оно…

Ада на секунду задумалась, и Вероника приготовилась услышать еще одну загадочную тираду с упоминанием планет и Зодиаков, с помощью которых можно было бы установить время смерти. Но леди Зодиак поступила проще: один за другим расправив на столе магазинные чеки, которые они извлекли из сумки, она сделала вывод:

– И произошло оно уже после того, как неизвестный лишил жизни Натана, обрушив на его голову твой канделябр. Вчера, в девятнадцать сорок пять, то есть через три с лишним часа после смерти антиквара, эта женщина была еще жива. Именно в это время она купила журнал в супермаркете – вот чек, в нашем случае чек – это документ! Вместе с журналом, кстати, она приобрела также солнечные очки, жевательную резинку и упаковку дорогих чулок. Понимаешь, что это значит? Она пребывала в прекрасном настроении, вот что! И совсем не планировала расставаться с жизнью, потому что никто не берет с собой на тот свет чулки, очки и пачку жвачки.

– Получается, что сюда ее заманил убийца?

– Или она сама пригласила его. Оба варианта возможны.

Теперь, когда Вероника стояла спиной к сейфу и уже не могла видеть лежащее там тело, в голове у нее немного просветлело. Она провела рукой по лицу, словно снимая с него невидимую паутину; надо успокоиться и включаться в ситуацию, ах, боже мой, но это же невозможно, губы до сих пор дрожат… Но нет, нет! Надо взять себя в руки. В конце концов, если попытаться мыслить логически и успокоиться, весь этот ужас отступит сам.