Лонер, найдя в своей пьяной в мясо голове последние доли сил, разжал руки и оставил свисать под стулом. Он смотрел в потолок на висящую над ним давно перегоревшую голубую лампочку.

— Лампочка блин. Меня с — сейчас вырвет от этой оранжевой дряни в камере. Такой же свет к — когда-то светил мне на стол, где я был… просто был, был кем-то настоящим, а н — не мешком жира с байцзю, я был человеком, человеком с большой буквы Э, прям как Эннард, его уже и нет, но он все еще есть, я мертв уже много лет, в то время как он связывается со мной чаще, чем я с самим собой. Именно благодаря ему я мог бы все еще быть н-ну-н-жным. Энвайдер был тем, кому можно было доверить свою жизнь, даже если ты знал его не больше минуты, но он погиб… я его убил.

Юнит вновь развернул письмо, медленно вчитываясь в каждое слово, периодически дергаясь, будто кто-то ткнул его в бок средним пальцем. На глазах его вновь выступили обильные слезы. Уткнув глаза в локоть, Лонер потянулся второй рукой к камере и, нащупав панель управления, выключил запись.

Идеал — заблуждение

Пророческая мысль не покидала его,

Сопровождая далекую мысль,

Жизнь без того, чем ты жил,

Не жизнью зовется вовсе.

У него было все, даже с излишком,

Хотелось ему растянуть момент,

Живя в утопии и мусор не лом,

Но это вопрос пары лет.

Лишь только миг, временной промежуток,

Нежданно случившийся на месте ровном,

Способен вернуть на землю того,

Чья жизнь в облаках обитала.

Жить в моменте — не жить вообще,

Стремленье к идеалу — прогресс самоличный.

В нем весь секрет,

В нем одинокая единица.

Достаточно мига осознания,

Рожденного ради того,

Чтоб не забыл ты о том, кем ты был

И кем тебя сделало время.

Вершина недосягаема,

Идеал — заблуждение,

Шел он несклоняемо,

И финал его был — поражение.

Обитание там, о чем ты грезил —

Стимул пожизненный, отделяемый временем,

Поднявший ладонь идеал

Счел, что ты бредил.

Отнюдь не в лени проблема,

Она — инструмент,

И даже не в человеке дело,

За него решает время.

Не всесилен он, не всесильны мы

Его рамки ограничены правилом,

Предписанным законами правды,

Хранящий в себе истину.

Не Бог он, и даже не личность,

Выражение он всеобщей частицы.

Жизнь его — ложь, но она все же жизнь,

Неотличима от нашей временной единицы.

Ни в праве, ни в силах не можем мы

Решать того, что не решит закон,

Предписанный в существовании

Вида жизни.

Есть свои цели, набитые хламом

Ресурсом, единицей, восхвалом

Но в реальность вернуться стоит

И взглянуть под иным углом

Не история ли его — монолит,

Стоящий мертвенно жнецом.

Глава 28 — 2127

— 17 августа, 2127 год. Это моя последняя запись. Я думал над этим слишком долго. В диагностике больше нет смысла, с каждым годом мне не становится хуже от операций, я — болезнь. Впервые я вижу себя таким, каким видят меня все, вне поля восприятия, от нормального человека во мне не осталось и доли, я — жалкое жирное подобие на человека, живущее в метафоре на общество, выглядящее как визуализация отчаяния. За тоннами алкоголя все не могло скрываться долго, я устал, хочу вновь ощутить себя человеком, пусть и ненадолго.

Юнит закрыл глазок камеры. Ему с трудом давалось каждое действие, словно какая-то сила задерживала его, замедляла ход времени. Он подошел к окну и потянулся за оконной ручкой. Комнату озарил приятный фиолетовый свет, схожий с цветами неоновых лент в баре, куда Лонеру с недавних пор был запрещен вход. Это был аномальный закат, все еще не было установлено, почему раз в год в этот день небо приобретало такой необычный цвет, что не волновало людей — они восхищались им, украшая мистикой и придумывая легенды, но все это было неважно. Пациент 3,4 надел темно — синюю шляпу, пальто и светлые брюки, было холодно. Юнит вышел на улицу. Все было забито людьми, они восхищались фиолетовым вечером, но это было уже неважно, Лонер их не замечал, во всяком случае большинство из них. Время от времени он все же обращает внимание на некоторых людей, в особенности на тех, кто был искренне счастлив. Именно искреннего счастья не ощущал Юнит столько, что он было перестал в него верить, все эти годы его окутывала бессмертная тоска. Эти люди казались ему чем-то нереальным, надуманным, невозможным, да и попросту глупыми, но именно поэтому в нем и просыпалась глубокая зависть, хватающая за горло с такой силой, что и малейший вдох казался очевидно угасающим элементом надежды.

Юнит шел без цели, без эмоций, без желаний и без какого — либо настроя. Он сел на скамью, холод стал чуть сильнее его одолевать, но все еще оставался терпимым. Сложив руки в замок, Лонер смотрел в одну точку, в голове его протекала вся жизнь, но он мог вспомнить лишь крупицы всего протекающего, что заставляло периодически вытирать слезу непонимания, почему время так беспощадно тратится, не оставляя после себя и намека.

В кармане брюк что-то слегка натирало ногу, Юнит сунул руку и достал символ его новой жизни — свернутый многократно старый лист бумаги, хранимый им долгие годы из-за непонимания. Теперь же оно к нему пришло, он убедился в своем решении в очередной раз. Осторожно разорвав лист, Лонер выбросил его в мусор и направился к крупнейшему в городе жилому комплексу, но это было уже неважно.

В здании стояла мертвенная тишина. Он бродил по нему долго, разглядывая беспорядочно стоящие в коридорах столы, разбросанный мусор. Мысли потеряли форму, все выглядело абстрактно, темно и нереально он видел происходящее. В итоге Юнит нашел то, что манило его в этом здании — подъем на крышу. С самых ранних лет своей памяти он мечтал встретить закат на вершине мира, это, пожалуй, было схожим с тем, о чем Лонер много лет как забыл.

Замок был сломан, пройти не составило проблем. Винтовая лестница резко устремлялась вверх и напоминала старую башню, но Юнита это не смутило, оно было неважно.

Дверь непосредственно на крышу также была открыта. Дул слабый ветер, края здания закрывали собой весь бастион, скрывали за собой тысячи зарождающихся звезд. Юнит подошел к фронтовой части здания