Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дедушка Шатуров, патриарх и первый «купец Первой гильдии», смотрел на них грозно, сведя седые косматые брови, оглаживая окладистую бороду и с трудом держась за край покосившегося столика с инкрустацией черепаховой кости.
Собственно домовладелец, промышленник и миллионщик Иван Фиодорович, с бородой уже стриженной, пялился на батюшку с другой стены, заложив ладонь за пазуху театрального фрака.
Старший его сын и внук патриарха, с совсем уже куцей английской бородкой, в вицмундире, отчаянно схватился за спинку ампирного кресла, на котором его пухлощекий отпрыск, – то есть правнук «первой гильдии», – задрав младенчески-кривые ножки в кружевных панталончиках, чуть ли не падал с колен дородной мамаши…
– А здесь уже кое-что поинтереснее… – остановился капитан Точилин, проходя вдоль купеческой династии, развешенной на стене с достоинством картинной галереи средневекового замка, если бы только не вкривь и вкось после взрыва.
– Ничего интересного, – брезгливо наморщил нос ст. лейтенант Кононов. – По крайней мере, для нас с тобой. А вот судмедэксперту… – Они оба встали у портрета в дубовой раме, синхронно наклонив головы набок в соответствии с перекосом картины. – Предстоят несколько увлекательных часов, – закончил Ильич.
Бампер, выгнутый линией модерна, и решётчатая луковица радиатора на картине были густо забрызганы кровью, лишь слегка размытой струёй пожарного брандспойта.
У гоночного «руссо-балта», скрестив на груди руки в кожаных крагах и подняв на лоб автомобильные очки, гордо позировал младший сын Шатурова И.Ф. Илья, если верить, конечно, всякому отсутствию бороды и гравировке внизу на медной пластинке.
Впрочем, можно и не верить, какая разница?
– Чей это? – Точилин в академической позе ценителя живописи уставился на аршин двенадцатиперстной кишки, обвившей раму портрета сверху, как красно-бурый питон, напихавшийся сдуру орехами. Интересовал его, конечно, хозяин кишки, а не портрета.
– Надеюсь, – с некоторой классовой неприязнью предположил Владимир Ильич. – Это фрагмент «владельца заводов, газет, пароходов» г-на Варге.
– Едва ли… – задумчиво покачал головой капитан Точилин. – Что бы он там делал? – ткнул Арсений, не оборачиваясь, большим пальцем через плечо.
Кононов обернулся. Зев камина с багровой кирпичной глоткой походил теперь на орущую пасть. Судя по вырванным зубьям чугунной решётки и обугленным краям, пасть проглотила что-то взрывоопасное, и теперь закономерно орёт. Правда, скульптурно, беззвучно.
– Ты можешь себе представить Варге, забравшегося на четвереньках в камин?.. – продолжил капитан Точилин.
– Как?.. – Ильич недоумённо перевёл взгляд от развороченной топки камина на спину Арсения и обратно. – Как ты догадался?
– По траектории, – по-прежнему не оборачиваясь, кивнул капитан на кишку, украшавшую портрет красной гирляндой. – Баллистику изучать надо.
Ст. лейтенант Кононов мысленно прочертил пунктир от двенадцатиперстной кишки вниз. На стене – немного, а вот на паркете – веер грязно-рыжих брызг. Результат прорыва некой трубы, но скорее пищеварительного тракта.
– Дерьмом ограничимся?.. – догадавшись о происхождении усохшего фонтана, поморщился Ильич, вынимая из-за пазухи целлофановый пакетик. – Или ещё и кишку на экспертизу возьмём? Интересно, как они её пропустили.
– А они и не пропускали, – пригнулся капитан Точилин, разглядывая на массивной раме глубокие борозды, превратившие в лохмотья нижний край портрета. – Их служебный Мухтар не подпустил, тоже хотел провести экспертизу, свою.
…С неожиданным подтверждением этой его догадки они столкнулись чуть погодя, когда уже вышли на задний двор чёрным ходом, чтобы не напороться на объективы телекамер. Они только выскользнули за дверь под лестницей, как с требованием собственной экспертной оценки кишки, которую Кононов брезгливо нёс, к ним подступила целая стая четвероногих экспертов.
– Это вещественное доказательство, ребята, – сглотнув слюну, нервно забормотал Ильич, затравленно озираясь и всюду наталкиваясь на недружелюбные песьи взгляды исподлобья. – Его нельзя так запросто, как хот-дог…
Он попытался шагнуть со ступеньки порога, но в ту же секунду, точно включился рубильник, с рыком вздыбились холки догов, алабаев и псов помельче, а на асфальте проявились тёмные пятна слюны с оскаленных клыков.
– Я буду жаловаться, – попятился Кононов и добавил извиняющимся тоном: – Вас всех постреляют, накормят ядом и сварят на костный клей.
Свора бродячих псов слабо внимала его увещеваниям. Стоило операм сделать шаг вперёд – и словно в трансформаторном щите повышалось напряжение: тон глухого ворчания опасно повышался. Шаг назад – становился ниже.
– С меня хватит, – пробормотал Арсений чуть слышно и уже полез в подмышку кожаного реглана за табельным ПМ, чтобы привести в исполнение хотя бы одну из казней, обещанных Кононовым.
– Погоди, погоди-ка… – остановил Арсения подполковник Камышев. – Это что, и все выводы по осмотру места происшествия? Труп неизвестного?
Капитан Точилин кивнул:
– Так точно. Фрагмент трупа.
– Негусто…
Точилин пожал плечами.
– Да уж… – неодобрительно покачал головой подполковник. – Из фунта ливера они сделали вывод, что там кого-то на фарш перекрутили. Для этого можно было и одну собаку с кинологом послать. Причём даже без кинолога. И так было бы видно по её довольной морде.
Арсений поёжился, припомнив оранжевые глаза псов, угрюмо-сосредоточенных на содержимом целлофанового пакета в руке Кононова.
– Ну почему же? – возразил он. – Не знаю, что там вынюхал бы кинолог, а нами установлено: жертва, скорее всего, кто-то из обслуживающего персонала или ремонтников.
– Это ещё почему? – буркнул из-под пятерни на лбу Камышев.
– А кто ещё перемещался бы по апартаментам банкира на четвереньках?..
– Да мало ли, – отмахнулся подполковник. – Может, и сам банкир после торжественного заседания правления.
…Он появился, когда патрон уже был дослан в патронник, а собаки, судя по их манёврам, уже распределили роли: «Ты, Вильгельм, за правую ногу хватай. Ты, Маниту, за левую. Кузьминична – промеж ними, а я в горло. И как оленя плюшевого…» И тут появилась грузная фигура в легкомысленной соломенной шляпке и драповой рясе, отдалённо напоминающая ильфо-петровского отца Фёдора на пасеке дурдома.
Опера недружным хором завопили о помощи.
– А на кой мне это надо?.. – меланхолически поинтересовался бомж.
– Все копейки с получки, служебный револьвер и свисток, – скороговоркой, чтоб нельзя было всё воспринять всерьёз, отбарабанил Кононов.
Но с чувством юмора у собачьего предводителя оказалось не очень. Он только густо пробасил:
– Боже упаси! – И со всей очевидностью собрался удалиться. – А на кой мне это надо?..
– Двести беленькой и пирожок! – крикнул капитан Точилин уже почти вдогонку.
– Нет, лучше два по сто пятьдесят, а то у меня это уже давно не первая, – к удивлению полицейских, закапризничал вожак стаи.
Сторговались на двух по сто граммов водки и хот-доге в ближайшем фаст-фуде. И «отец Фёдор» наконец бросил делать вид, что он сам по себе, а собакам сам чёрт не брат, и бог судья.
– Вильгельм! Маниту! Кузьминична, сука! – амвонным басом загудел бомж. – И ты, от первого