— Завтра я домой собиралась. За вещами.

— И билет купила?

— Да.

— Верни. Я тебе организую джет.

— Ты что? — испугалась Есения. — Не надо. Тем более что билет у меня невозвратный. Так дешевле.

— Слушай, давай договоримся… Я — дядя очень не бедный, да? А ты… моя девочка. Для меня твой комфорт в приоритете. Полетишь на перекладных — буду переживать. Буду переживать — сорвусь на подчиненных. Те получат по шапке — наворотят какой-то херни. Бюджет недополучит налоговых отчислений, людям станет нечем платить зарплату и…

Я нес какой-то бред, да… Но она отреагировала ровно так, как я и ожидал. Испуганно пробормотала:

— Ладно. Только больше ничего такого, хорошо?

Дернула ручку. Опомнилась. Чмокнула меня в щеку и все-таки сбежала. Домой я катил, улыбаясь, как полный придурок. И как он же, сидел потом на диване и представлял… ее рядом с собой, ее на кухне, ее в своей кровати, в джакузи, которое установил специально для Есении в каждом своем доме, потому что где-то вычитал, будто это полезно для ее мышц. Единственное, чего я не сделал (потому что это было совсем уж необъяснимым безумием), так это не установил балетный станок в своем спортзале. Но его довольно легко было вмонтировать с зеркальную стену напротив окна. Я как раз прикидывал — сделать это сейчас или дождаться переезда Есении, чтобы она могла, если что, внести какие-то свои предложения, когда приперся Славик.

— Ты давай кончай сюда ходить, как к себе домой, — хмыкнул я.

— Чего это?

— Я сюда Есению перевожу.

— Та-а-ак. И что я пропустил?

— Примерно все, — пожал плечами.

— У вас чет было, что ли, Верх?

— Нет. Но мы на пути к этому. И не вздумай мне портить день своей кислой мордой.

— Что ж. Подождем, когда ты сам скиснешь.

— Слушай, я вот, правда, не пойму. Ты че так негативно к ней, а? Нет, мне, конечно, плевать, но должна же быть у такого отношения причина?

— Не для тебя она. Вот и все.

— Да с чего ты это взял?! — разозлился.

— С того, что я думаю головой, а не членом. Тебе бабу нормальную надо, Верх. Которая будет дома сидеть и детишек воспитывать. А танцулька твоя… Они вообще рожают?

— Разберемся.

— А я тебе говорю — ничего из этой канители не выйдет. Все более-менее известные балерины бездетны. Догадайся почему.

— И почему же?

— Потому что им сцена дороже. И верить в то, что она откажется от нее в начале пути, может только полный кретин.

Глава 9.1

Настоящее

— Привет.

— Привет.

— Надеюсь, я не очень тебя отвлекаю.

Я прикрыл глаза. Прислонился лбом к прохладному залитому дождем стеклу. Мелодичный голос Кати успокаивал. Притуплял головную боль и расслаблял напряженные мышцы лица.

— Нет, конечно. Ты по делу или просто так звонишь?

— Как сказать? — засмеялась она. — То, что я ужасно соскучилась — достойный повод?

— Более чем, — невольно улыбнулся в ответ.

— Ну вот! Я соскучилась, — добавив в голос еще больше теплых солнечных ноток, призналась Катя. — Как твои переговоры?

Я зажмурился, как кот на солнышке, напитываясь исходящим от этой женщины светом.

— Сложно, Кать. Кое-какие встречи пришлось перенести.

— Даже так? — несколько разочарованно, как мне показалось, протянула она, — значит, тебя скоро не ждать?

— Обязательно ждать, что ты! Я постараюсь быстро управиться.

Славка, развалившийся в кресле напротив, хмыкнул. Ну да. Мои слова звучали излишне оптимистично, учитывая, сколько всего нам пришлось переиграть, чтобы вытащить Есению. Я даже сам пока не до конца понимал, какую за это придется заплатить цену. Сомов был не последним человеком в правительстве и свято верил в то, что ему любой беспредел позволен. Я же, забрав Есению, невольно бросил ему вызов. Это могло здорово усложнить переговорный процесс, но, с другой стороны, а какой у меня был выход? Обиженный мудак, живущий во мне, шепнул — какой-какой — бросить эту самовлюбленную сучку! Позволить ей самой расхлебывать последствия своих решений. Но вряд ли бы я смог потом себя уважать. Вряд ли бы смог не думать о том, как она, что с ней… Короче, проще было помочь — и забыть. Теперь уж навсегда.

— Может, успеешь застать последние теплые денечки. Я бы с удовольствием выбралась за город на пару дней.

— Горячо поддерживаю твой план. После визитов в столицу я и сам люблю выбраться на природу.

— Очень тебя понимаю! Мне тоже, знаешь ли, хочется тишины. Нет, не подумай, я обожаю свою работу, но когда к концу дня в ушах начинает звенеть, — засмеялась Катя, — энтузиазм несколько притупляется!

— Опять седьмой «б» хулиганит?

— Если бы только он!

Мне нравилось болтать с Катей. Она была прекрасной рассказчицей и могла так увлечь своими байками из жизни школы, в которой она преподавала, что я, посмеиваясь, слушал бы ее и слушал. Да и вообще жила в этой женщине редкая для прекрасного пола суперспособность — оставаться интересной доже после секса. А кроме этого Катя была очень заботливой, вкусно готовила, и хотела от жизни простых, понятных мне вещей: дом, семью, детей… Я не дергался в отношениях с ней, не ждал от нее подвоха. И если поначалу эта предсказуемость казалась мне ужасно пресной, то со временем я научился ценить стабильность.

— Возвращайся скорей, — прошептала Катя, заканчивая наш разговор. — У меня для тебя есть сюрприз.

— Мне уже волноваться, или не стоит? — хохотнул я.

— Второе! — фыркнула Катя. Потом взяла короткую паузу и уже совсем другим голосом заметила: — Этот сюрприз тебе гарантированно понравится.

— Поверю на слово.

— Ох ты ж, блин! Мне пора собираться. Целую.

— Целую. Сильно не гони.

Отбив вызов, я сунул телефон в карман и вновь отвернулся к окну. Идиотский день. Идиотская ситуация. Почему так? Стоит только кого-то вычеркнуть из жизни, как он появляется в ней в самый неподходящий момент и снова переворачивает все вверх тормашками?

— Пойду, посмотрю, как там девчонка. Херово ей было — жесть.

Я кивнул, радуясь тому, что как раз этого я и не видел. Не хотел… Не хотел ей вновь проникаться, впускать в свою жизнь, заполнять ею мысли. Зная, какой это яд, себе нельзя было оставить ни малейшего шанса. Мне дороги домой хватило! Всех этих ее: «Я сейчас полжизни бы отдала, чтобы оказаться дома. Чтобы вообще не было этих месяцев», «Не бросай меня» и «Ты мой единственный»… Потому что это было опасно, а я себе обещал не вестись больше, забыть, перестать рвать душу. Положить конец одержимости этой девочкой, потому что я, черт его дери,