Кальвен, не оборачиваясь, расхохотался. Махнул рукой, останавливая такси, и через секунду исчез.

А дверь факультета продолжала хлопать. Вслед за Кальвеном наружу потянулись другие профессора, имена которых украшали небосклон европейской юриспруденции. И каждый считал нужным что-то ему сказать:

— Превосходно, мсье Мигунов. Образцовый, очень глубокий доклад…

— Очень смело и остро… Я даже не припомню такой защиты…

— Отлично, поздравляю!..

— Но скажите честно, мсье Мигунов… если в России рождаются столь талантливые юристы, почему ваша юриспруденция в таком чудовищном состоянии?..

— Буду рекомендовать своим ученикам ваши монографии, доктор Мигунов…

— Ни в коем случае не почивать на лаврах, дорогой Родион… Продолжайте работать! Вы правы: новые времена требуют новых парадигм! И современная концепция прав человека просто необходима!

Светила науки улыбались, поздравляли, жали руку. Родион тоже улыбался, отвечал на рукопожатия. Он знал, что это просто протокол, не больше. Но все равно было приятно.

— Спасибо. Спасибо огромное…

Последней неожиданно подошла незнакомая эффектная женщина лет сорока, которая не имела отношения к факультету, но присутствовала и на предварительном диспуте, и на защите. Невысокая шатенка с девичьей фигурой, миловидная, ухоженная, одета дорого, но строго и со вкусом. Родион спрашивал про нее у Кальвена — тот замялся, сказал, что знает мало, но это важная персона из руководства Комиссии по правам человека Совета Европы.

— Кажется, вы немного переборщили с обличением европейской мягкотелости? — заметила она, задержавшись возле Родиона, когда поток профессуры схлынул.

Свежеиспеченный доктор стоял, все еще вытянув правую руку, и по инерции улыбался. Маленькая рука в тонкой перчатке коснулась все еще готовой к рукопожатию ладони, подчеркивая, что это было не заявление или обвинение, всего лишь вопрос.

— Вам так показалось? — Родион улыбался.

— Знаете, да. Ловила себя на впечатлении, будто я член собрания домохозяек с избыточным весом, перед которыми выступает тренер по кик-боксингу.

Родион сразу не нашелся что сказать. Честно говоря, он опешил. Его собеседница рассмеялась, и маленькая рука опять коснулась его ладони.

— Ничего, ничего. Бывает очень даже полезно. «Добро должно быть с кулаками» — так говорят у вас в России, правильно?.. На самом деле я вам благодарна. Редкий случай, когда вхожу в аудиторию сторонницей некой концепции и выхожу… ну, можно сказать, выхожу уже сторонницей другой концепции, противоположной… Как бы «Я», превращенное в «анти-Я»… А ведь меня переубедить очень трудно. Понимаете?

Родион коротко кивнул. Черт. Сейчас он уже не был уверен, что ей сорок. Ну, тридцать пять-тридцать семь от силы… Или меньше?

Она протянула ему синеватую визитку с эмблемой Совета Европы. «Мадлен М. Дюпарк, председатель экспертного совета Комиссии по правам человека»…

— Надеюсь, мы еще увидимся. Даже уверена. Напрямую эксперты не подчиняются никому в Совете, но с нашим мнением считаются все, включая председателя. Это вам обязательно понравится. Как человеку независимому и самостоятельному.

— То есть, вы хотите сказать…

— Да. Можете расценивать это как неофициальное «добро пожаловать» от ведущего эксперта Комиссии. Официальное приглашение придет чуть позже к вам на почтовый адрес. Звоните, если что. Всего доброго.

Родион еще некоторое время продолжал стоять, улыбаясь ей вслед. Да-а… Мадлен М. Дюпарк определенно любила называть вещи своими именами. В этот момент Родион не отказался бы, пригласи она его хоть в разносчики пиццы. Или в кафе «Клозери де Лила». Или…

Так сколько же ей все-таки лет?

* * *

— Да ты запал, я вижу, а? — Боб громко рассмеялся и даже похлопал ладонями по ручкам кресла. Несколько голов за соседними столиками с любопытством повернулись в их сторону. — Нет, извини, просто я… Дюпарк, Дюпарк… Знакомая фамилия. Стоп! Точно! Госпожа Дюпарк курировала в 2003-м пресс-обслуживание Восточно-Европейского саммита. Я брал у нее релизы и через нее договаривался о встрече с Вацлавом Гавелом… Холеная такая кошечка, стрижка каре, фигура, как у студентки спортивного колледжа? Ну, точно!.. О, тогда я тебя понимаю, Родион. Грандиозная женщина. Только…

Продолжая улыбаться во весь рот, Боб погрузил лицо в широкий стакан с виски.

— Что «только»? — поинтересовался доктор права Мигунов.

— По-моему, уже в 2003-м ей было сорок четыре.

Родион прищурил глаза.

— Не может быть.

— Чтоб в моем принтере чернила высохли. Саммит был в июле, и она зазвала нескольких ведущих журналистов к себе на пати по случаю дня рождения. Сорок четыре, точно говорю. Я лично пел ей «хэппи бёздей».

Заметив взгляд Родиона, Боб сделал серьезное, даже несколько скорбное лицо. И тут же снова расхохотался на весь зал. Янки есть янки, ничего не попишешь.

— А при чем тут пресс-обслуживание? — продолжал недоумевать Родион. — Она ведь эксперт при Комиссии по правам человека…

— Так она еще и магистр искусств. Факультет изящных наук в университете Сен-Винсент, специализация: архитектура позднего барокко. И доктор права, защищалась в Национальной Школе Администрации. Я же говорю — грандиозная женщина! О такой начальнице можно только мечтать! Кстати, у нас в правлении «Вашингтон Пост Компани» сидит одна старая тупая мымра — ну, это просто биг-мак с глазами! — она на полном серьезе думает, будто американцы уже слетали на Марс и поставили там звездно-полосатый флаг! Говорит: читала об этом в нашей газете… Застрелиться можно!.. И сидит в правлении, учит нас, журналистов, жить! Представляешь?

Родион вежливо хохотнул и поискал взглядом официанта: пора переходить к основным блюдам. Продолжать этот разговор ему не хотелось. Вдруг дошло, что госпожа Дюпарк — ровесница его матери.

…Ну вот, «Максим», как он и обещал — самый шикарный ресторан Парижа, а может, и мира. Конечно, в классическом понимании шикарности. А в принципе — ничего особенного: прямоугольный зал в красных тонах, позолота, зеркала, бархатные диванчики вдоль стен (чтобы они сели, вышколенные официанты отодвинули столик), на удивление короткое меню в развернутой картонке, зато толстенная винная карта в кожаном переплете. Зал заполнен — пожилые местные рантье и богатые туристы, запись за неделю, цены никого не смущают. Родион съел салат из спаржи за 45 евро, а Боб — карпаччо из моллюска Сен-Жак с артишоками за 57. Вино Родион выбрал самое дешевое из имеющихся — Шардоне 2002 года — 80 евро: он очень обрадовался, когда нашел такую цену среди четырехзначных цифр. В общем, все как полагается.

Правда, Боб никак не показал, что польщен или что хотя бы понимает, почему они именно здесь, а не в другом ресторане, каких на рю Ройяль хоть пруд пруди и где можно прекрасно пообедать с вином всего за 70 евро, а не за 500. Возможно, просто забыл. А вот Родион помнит. 12 мая 2004-го, когда они только познакомились, успешный американский журналист Роберт Вульф приглашает голодного студента из России отобедать в «Кабачке мамаши Катрин» на Монмарте. Тот, как полагается, мнется, отказывается — дорого ведь, неудобно…