— Где ваш отдел кадров?

Тихон взял инициативу на себя, и через минуту они входили в «эйчар». Кадровики очень неохотно отдают в чужие руки документы сотрудников. Не потому, что на них давит сила коммерческой тайны, оговоренная в контракте, а потому, что это единственное, что при их должности можно содержать в тайне, дабы другим не пришло в голову, что они занимаются только непосильно творческой работой сотрудника ЗАГСа: умер — записали, родился — записали, сменил — опять записали. Все начальники HR свято уверены в том, что, если бы не они, компания вряд ли бы существовала. Поскольку их чаще остальных вызывают в кабинеты руководства, будем откровенны — преимущественно для того, чтобы под диктовку и по слогам записать чужую идею, и только, — они имеют полное право на самовыражение. Самовыражение работников HR уже достигло того количества и качества, что господину Далю пора подниматься и снова садиться за работу. «На кого будем собеседовать?» — спрашивают они учтиво, выслушав приказ президента принять для разговора какого-нибудь Петю Струйкина. Только сотрудники HR — и никто больше в Российской Федерации — уверены в том, что собеседовать можно кого-то на что-то. Их любимые фразы по телефону: «Свободных вакансий нет» и «Штат заполнен до конца». Тихон не раз задавал себе вопрос, почему к яме с дерьмом в деревенском сортире применить выражение «укомплектована до конца» нельзя, а применить «заполнен до конца» к «штату» компании можно. И почему вакансия, природой уже наделенная определением «свободная», по мнению «хьюман ресорсез» может быть еще более свободной.

— А Лукашов в курсе? — спросила она, уперев чересчур уж подозрительный взгляд в Берга.

Тихон попросил ее заглянуть в его должностную инструкцию, в которой было прописано, что он имеет полное право на изучение личных дел сотрудников, и она смирилась. Но по лицу было видно, что давать дела не хочется. Чтобы снова не обращаться к ней за помощью, Куртеев постучал ногтями по стойке и показал кадровичке листок Вики.

— Мне нужны только эти трое. В каких отделах они у нас трудятся?

Она взяла так, словно бумажку только что и на ее глазах вынули из туалетной урны, и надела очки.

— Таких у нас нет.

— Вы в этом уверены? — вмешался Берг.

— Молодой человек, я здесь работаю десять лет! И если бы я не знала по памяти всех, кто работает в компании, то я бы здесь не сидела! — сказала «хьюман ресорсез».

— А я работаю преподавателем тридцать пять лет. И в сокровищнице своей памяти я не могу разыскать ни одного человека, который бы достаточно ясно помнил вчерашний день, а не десять последних лет, — возразил молодой человек Берг, рядом с которым кадровичка выглядела девочкой, мама которой еще не чувствует необходимости поговорить с ней о первой менструации.

— А в моей сокровищнице…

— Не будем о вашей, — Берг поправил очки, — сокровищнице. Посмотрите в компьютере.

— А я вам говорю!..

— А я вам говорю, — тихо и безжалостно произнес Куртеев, — посмотрите. Пожалуйста.

— Ходят, хамят, — громче, чем это было необходимо, протрубила она, втискивая свою сокровищницу меж подлокотников кресла. — Надо сказать Лукашову, чтобы дорогу сюда всем закрыл… Ну, смотрите, доценты! Ни Пусодина вашего, ни Истасова, ни Пятько нет! Этого достаточно?

— Нет, недостаточно, — возразил Куртеев чуть более настойчиво, чем это было необходимо. — Закройте список персонала и откройте, пожалуйста, файл с руководством компании. Не исключено, что какой-нибудь Истасов работает в «дочке» «Региона»!

Кадровичка, в предвкушении наслаждения от чужого фиаско, развернула монитор к Куртееву.

— Мне нужны дела всех, начиная с секретарши головного офиса и заканчивая секретаршами директоров дочерних компаний.

— Зачем?

— Хочу посмотреть фамилии их родителей.

Это была настоящая работа — нужно было найти и вынуть несколько папок. Просверливая Куртеева ненавидящим взглядом, «хьюман ресорсез» выполнила его просьбу с уже имеющимся намерением сразу после его ухода отправиться с платком в руке к Лукашову. Главное — суметь заплакать.

Перелистав все бумаги и выйдя из отдела кадров, Берг снял очки и стал судорожно разминать веки.

— Ну, допустим, я могу попросить знакомых в ГУВД вычислить всех троих… Допустим, я облегчу им работу, поскольку имеем инициалы. Но сколько их обнаружится в девятимиллионной Москве?

— Если они вообще москвичи, — бросил, усаживаясь за руль, Тихон.

Берг опустил стекло и закурил.

— Зачем Вике нужно было записывать эти фамилии и прятать?

— Хороший вопрос. Когда найдем Вику, она объяснит. Может, попробовать ответить на более простой?

— Почему две фамилии с полными инициалами, а третья — нет? — Закрыв глаза, Берг уперся затылком в подголовник.

— Да, именно это меня интересует.

Берг пожал плечами.

— Сейчас начало девятого. Смело поезжай к Майе домой, она уже там. Ты ведь смотрел анкеты руководства, для того чтобы Майин адресок запечатлеть? Все правильно, мой мальчик, секретарши всегда значатся в графе «Руководство»… А по дороге и обсудим эту Викину промашку.

Тихон хмыкнул. Умный старик. И хитрый.

Некоторое время они не разговаривали — Берг листал записную книжку, искал нужные номера и звонил кому-то в ГУВД, неизменно начиная разговор с кажущихся Куртееву немного фамильярными фраз: «Привет, Щербатый» и «Привет, Буля». По ходу выяснилось, что Щербатый — это кто-то из генералитета московской милиции, а Буля — его заместитель. Фамилии и инициалы Берг надиктовывал Буле по настоянию Щербатого, после чего пообещал ему в следующий вторник прийти вместе со Щербатым в «Сафис».

— А вас они как зовут? — поинтересовался Куртеев.

Поскольку Берг отвечать не счел нужным, Куртеев многозначительно посмотрел на его голову и тоже промолчал.

— Вика не написала второй инициал Пусодина, потому что не знала его.

— Хорошо быть профессором.

— Не надо ерничать, Куртеев! — вспылил Берг. — Она не знала имена и первых двух, она их откуда-то по памяти переписала! В противном случае она писала бы все имена и отчества полностью!

— Если, конечно, у нее было на то время, в чем я, учитывая способ составления письма, сомневаюсь.

— Вика — невероятно сообразительная девушка. И если она сочла нужным оставить не номер телефона, не адрес, не короткую записку, значит, она рассчитывала на сообразительность того, кому письмо было адресовано!

— То есть не на мою сообразительность и не на вашу? — уточнил Куртеев. — Надо полагать, Вике и в голову не могло прийти, что я залезу под ее стол. А уж о вас…

— Думаю, что она рассчитывала именно на то, что под ее столом окажусь именно я. Ну, или вы…

— Спасибо за вынужденное, но оказание чести. Вопрос в другом. Вам говорят что-либо эти фамилии? Она ведь рассчитывала, что вы сразу сообразите, о ком речь?