завёрнутого в зимний комбинезон. Сынок выразительно смотрит по сторонам, рассматривая окружающий мир.

— Снег идёт! Скоро Новый год, Максик. Дед Мороз обязательно принесёт тебе подарки! — рассказываю себе под нос, пристёгивая ремни безопасности на кресле сына.

Обнимаю Лизу, слишком сильно и нервозно.

— Вероника Алексеевна, вы чего это? — непонимающе хмурится домоправительница.

— До свидания, мои хорошие! Я буду по вам скучать! — следом за Лизой в мои объятия попадает хрупкая уборщица Настя.

Ладошки потеют и краснеют от всколыхнувшихся нервов.

— Счастливого пути! — Виктор мнётся рядом со своей внучатой племянницей, мямлит себе под нос.

Я обхватываю его и сжимаю так, что позвонки хрустят.

Всю ночь меня мучали кошмары.

Я не могла уснуть, долго ворочалась, представляя себе предстоящий перелёт. Если огромная железная птица рухнет с высоты на землю, то этот день станет моим последним. И от этой мысли меня мучает жажда. Я отпиваю из бутылочки прозрачную воду, прочищаю горло и смотрю на Олесю.

Няня мирно стоит возле машины. По её выражению лица не скажешь, что она взволнована.

Видимо, только я так сильно боюсь летать.

— Ну всё, Вероника, поехали! — Стёпа торопит меня, распахивая дверь тачки.

Я даже маме не стала говорить о том, что куда-то собралась лететь. Да ещё и с маленьким ребёнком! Она бы вся моментально покрылась сединой от волнения. Да я и сама вот-вот поседею!

Сажусь в машину, пару секунд рассматриваю собственные руки, будто вижу в них нечто интересное. Сплетаю пальцы между собой и поднимаю глаза.

— Вы никогда не летали? — осторожно осведомляется Олеся, завидев моё волнение.

— К сожалению, нет, — отзываюсь тихо.

— Ника, тебе нечего бояться, — встревает Волков, а у меня от его электрического голоса пот бежит по спине.

Уж успокоил, так успокоил…

Внедорожник плавно въезжает на территорию аэропорта после нескольких изнурительных часов в пути. Самолёты стоят в ряд, блестят на морозном солнце отполированными крыльями. А у меня вновь подлые змейки из неприятных мыслей в голове вьются.

— Добрый день, Степан Ефимович! Вероника Алексеевна! — мужчина в форме встречает нас у машины, учтиво улыбается и головой кивает. — Ваш самолёт уже готов!

Кажется, всё пространство вокруг пропиталось моим страхом. Я лихорадочно смотрю на Волкова, раскинувшегося в кресле напротив. Олеся сидит страва от нас на соседних креслах, расплывается в довольной улыбке при взгляде на Максика.

— У нас опытный пилот, Ника. Он меня уже сто раз возил по миру. Расслабься. Смотри в окошко и дыши полной грудью.

Было бы всё так просто!

В горле пересохло, и мои попытки набрать в лёгкие побольше воздуха оборачиваются сильным кашлем.

— Может, воды? — Олеся смотрит на меня в упор, не мигая.

— Вероника, ты очень бледная, — шепчет Стёпа.

Сознание шатает, будто маятник, и перед глазами скачут тёмные пятна.

— Всё нормально, — успеваю пробормотать, прежде чем пилот даёт команду на взлёт.

Закрываю глаза и зажмуриваюсь, сильно вцепившись ногтями в кожаное кресло.

Частный самолёт — это круто. Наверно. Я не могу оценить всей обстановки, потому что страх связал меня невидимыми путами.

— Вероника, посмотри уже в окно! Красота! — голос мужа эхом врывается в сознание.

И я осторожно наклоняю голову к иллюминатору, сильнее сжав пальцы на подлокотниках. Далеко внизу остался город, его видно весь, как на ладони. Заворожённо замираю, даже моргать не хочу.

— Обалдеть! — шепчу одними губами.

— Когда я впервые увидела вид из иллюминатора самолёта, сразу же захотела стать либо лётчицей, либо стюардессой, — делится с нами Олеся.

— Так что же помешало? — беспечно вступает в диалог Стёпа.

— Не знаю, — пожимает плечами. — Это была детская мечта.

Я шумно выдыхаю, устремив взгляд на мужа. Мне не нравится, когда он общается с другими женщинами, и я всем своим негодующим видом даю это понять.

— А вы, Степан Ефимович, кем мечтали стать в детстве? — продолжает няня, скосив уголок губ в подобие улыбки.

— Даже не знаю. Моя жизнь с самого рождения была предопределена. Мечтать было некогда.

— И всё же? — Олеся выразительно изгибает бровь.

— Хм, — Стёпа по-хозяйски откидывается на кресло и задумчиво трёт подбородок. — Была у меня безумная тяга к сладкому. Давно, когда мама была жива. Она учила меня печь круассаны и пончики. Какое-то время я даже грезил карьерой кондитера.

— Почему ты мне про это никогда не рассказывал? — судорожно выдыхаю воздух.

— Не знаю. Мы с тобой не обсуждали такие вещи, — пожимает плечами.

Возвращаю растерянный взгляд в иллюминатор, за которым сгустились воздушные замки, и даже не могу насладиться красотой природы. Пульс стремительно набирает обороты.

— Степан Ефимович, а вы не думали открыть кондитерское кафе в память о маме? — Олеся лезет в личное и сокровенное, и я едва заметно напрягаюсь.

Ну давай же, Стёпа, покажи свои колючки!

— Была такая мысль, тоже довольно давно. Я поделился задумкой с отцом, и он отговорил меня. — Говорит на удивление спокойно.

— Грустно, — Олеся выдаёт сопереживающую гримасу.

— Возможно, когда-нибудь я открою сеть кондитерских в честь памяти о моей матери. Спасибо, Олеся, что напомнили мне об этом желании.

Мои глаза сейчас на лоб полезут от шока. Волков ни с кем никогда не обсуждает эту тему. При упоминании о том, что он когда-то был маленьким мальчиком из полноценной семьи, обычно у него на лбу выступает сетка мимических морщин и венка на шее начинает дёргаться. А тут ещё и "спасибо".

Я молчу. Напряжённо выслушиваю милую беседу мужа с няней, залипая в окно. Солнце медленно опускается за облака, озаряя горизонт красным свечением. С самолёта закат смотрится по-особенному великолепно. И я даже на какое-то время расслабляюсь, забывая о проблемах, гложущих меня на протяжении трёх месяцев.

Но стоит только пилоту вывести железную птицу на посадку, я вновь вспоминаю о своей реальности, и в глубине души зарождается надежда.

Швейцария изменит всё!

Мы с Волковым побудем вдвоём, погуляем по заснеженной Женеве, поужинаем где-то в кафе, обсудим всё, что накопилось за этот чёртов месяц. Раскроем друг другу души, обнажим их. Чтобы секретов и недомолвок больше не было.

_22_

_Степан_

— Завтра сложный день, Вероника, — осторожно касаюсь плеча жены.

Волкова стоит у зеркала в одном полупрозрачном халатике и расчёсывает густую прядь золотистых волос. От моего прикосновения Ника вздрагивает и застывает, а я невольно притягиваю её спиной к себе. Её лопатки ударяются о мою грудь. Втягиваю запах её волос и мучительно закрываю глаза. Сладкая и пьянящая. Всё ещё моя, но отдалившаяся настолько, что я позабыл, чем пахнет родная женщина.

— Стёп, спать пора, — откладывает расчёску на столик и ловит мой сосредоточенный взгляд в отражении зеркала.

— Ничего поинтереснее ты мне не предложишь? — скольжу пальцами по