Мать поверила. Спросила:

— Кормить-то вас на этой «Зарнице» будут?

— Будут, конечно, но ты закуски кой-какой все ж собери? Неудобно возле котлов с миской стоять!

— Соберу! Скоро поедешь?

— Через полчаса!

— На своем «УАЗе»?

— Ну не на лошади же?!

— Ладно. Сейчас, я быстро!

Мать ушла на кухню.

Николай, оставшись в горнице, осмотрел себя в зеркало. Печально улыбнулся. Камуфляж напомнил ему бойню в Чечне. Вздохнув, Горшков подошел к стене, на которой висела фотография личного состава его роты. Бойцы с офицерами снялись как раз перед тем, как отправиться к Косым Воротам. Тогда они даже представить не могли, ЧТО ждало их на безымянных высотах! Немногие уцелели в тех боях. Ох, немногие. Да и Колян сам чудом остался жив. Не подоспей Шах с десантом, лежать бы Коляну в земле сырой. Это как пить дать.

Вошла мать со свертком:

— Вот, Коль, собрала наспех провизии. Сальца положила, солонинки, лучка, хлеба, яичек. Может, мало?

— Хватит, мам!

Горшков принял сверток, положил его к биноклю:

— Ладно, мам, пошел я. Будут звонить из района, не подходи к телефону!

— Почему?

— Тебе это надо? У нас кадровик с чудинкой. Давно уж на пенсии должен прохлаждаться, но начальник держит в отделе. Так вот он совсем памяти не имеет. Забудет про командировку, начнет выспрашивать, где я. А объясняться с ним — проще со столбом поговорить. Все одно ни хрена не поймет. Ты же волноваться начнешь! Будешь думать, что я ни на какую игру не поехал, а бандитов ловить! Так что, как пойдет межгород, не отвечай. Если надо, меня по сотовому найдет! Договорились?

— А что остается делать? Только не на «Зарницу» ты, Коля, собрался, чует мое сердце. А его, сынок, не обманешь. Вы, как только тот бой начали, и никто о нем не говорил, ни по телевизору, ни по радио, а я уже знала — попал в беду мой Коленька!

— Мам! Перестань! И не волнуйся! Утром буду дома! С Тихонком пузырек по случаю воскресного дня раздавим!

— Ну, с богом тогда!

Горшков вышел из горницы.

Мать вслед трижды перекрестила сына, прошептав:

— Господи, спаси и сохрани его!

А Николай сел в «УАЗ» и направил вездеход к дому Рудина.

Тихон в охотничьем костюме с рюкзаком уже ждал товарища. Рудин запрыгнул в салон, и вездеход покатил дальше. Проехав по деревне, остановились напротив хаты Володина. Во дворе никого не было. Горшков посигналил. И только тогда дверь дома открылась, и по ступеням крыльца быстро сошел бывший уже браконьер. Он также был одет в утепленный костюм. Куртку нес в руке. Днем солнце прогрело воздух до плюсовой температуры.

Карасик сел на заднее сиденье, вздохнул тяжело.

К нему обернулся Тихон:

— Ты чего как телок вздыхаешь? Где «здрасьте»? Где настрой? Что за вид, будто тебя на плаху везут?

Володин поздоровался:

— Привет, — и добавил: — А вздыхаю потому, что поездка эта нам всем может боком выйти. Давайте лучше, пока не поздно, оставим это дело, а, мужики? Ну, балдеют чиновники с проститутками! Ну и хрен с ними! А рыба? Так та от параши разной, что в реку сливают, и без сетей дохнет, особля ближе к Переславлю! Одна дохнет, другая вылупляется! Круговорот! Жизнь!

Николай бросил через плечо:

— Так, Карась, заткнись и сиди молча! Да улыбку на рожу надень, смотреть на тебя противно. Дело твое второстепенное, подписать бумаги, главную работу выполню я. И никто тебя не тронет. Потому как некому трогать будет! Шишкарям беспредельным свои задницы прикрывать придется, да не получится. Не до тебя им будет!

Володин пробурчал:

— Ага. Некому будет трогать. Скорее некого.

Тихонок рявкнул на трусливого односельчанина:

— Да заткнись ты, в натуре, Мишка! Вот, бля, разнылся. Как баба. Сиди спокойно, не порть настроение!

Карасик промолчал, зная вспыльчивый характер Тихонка. Тот, если что, мог без лишних разговоров и в ухо заехать. Не так чтобы сильно, но обидно! Поэтому бывший браконьер предпочел закурить, глядя в окно милицейского «УАЗа».

До переката, точнее, до кустов, закрывающих проход к лужайке на лесном берегу, доехали за сорок минут. Николай, выбрав место, загнал вездеход в заросли.

Посмотрел на Володина:

— Далеко отсюда поляна?

Михаил объяснил:

— Нет! Прямо, за кустами, метрах в тридцати. Я лодку чуть спереди за бревном ставил. До него по прямой не более двадцати метров.

— Ясно.

Участковый взглянул на часы:

— Сейчас 11.05, когда веселая компания обычно здесь собирается?

Володин ответил:

— Хрен их знает! Часа в три-четыре, наверное, может, раньше.

Николай повторил:

— В пятнадцать или шестнадцать часов! Значит, поступаем так! Тихон, — обратился Горшков к другу, — бери с собой Карася — и дуйте на «УАЗе» к стоянке его плавсредств.

Володин тут же спросил встревоженно:

— Это еще зачем?

Николай объяснил:

— Затем! Перегонишь катер ближе к перекату и укроешь в заливчике, что недалеко отсюда. Нам твой «Варяг» может понадобиться. А я тем временем обследую местность. Надо найти позиции, откуда вести съемку, чтобы заснять как можно больше компрометирующего материала. Все, держи, Тихон, ключи, и вперед. По возвращении машину на место!

Горшков, покурив, двинулся к реке. Прошел берегом до открытой суши, откуда и начиналась поляна. Следы частого пребывания здесь веселых компаний угадывались без труда. Вот места стоянки лодок. Старая чешуя от крупной рыбы. Кучи угля, высыпанные из мангала, смятая трава там, где устанавливались палатки. Колея старой, заросшей дороги, ведущей сюда от Терхова.

Николай огляделся. Прошел до кустов, ближе к Семенихе. Прилег за одинокой березой. Отсюда можно снять практически все, что будет происходить на поляне, а вот реку не видать. Чтобы заснять установку и проверку браконьерами сетей, необходимо сместиться к воде. И делать это придется по кустам. Следовательно, предстоит пробить тропу. И сделать это сейчас. Приняв решение, Горшков приступил к делу. Через полчаса тропа была готова, и выходила она в неглубокую яму, откуда прекрасно просматривался и берег, где чалились ночью лодки браконьеров, и довольно обширный сектор реки, в пределах которого удобно расставить сети. Закончив работу и оставшись довольным ее результатом, Николай вышел из кустов. И в это же время показался «УАЗ». Он въехал в укрытие. Хлопнули дверки, и перед лейтенантом предстал Тихонок:

— Порядок, Колян, перегнали крейсер!

— А где Карась?