натянулись на спинах рубахи, в коробках было что-то тяжелое. «Портвейн молдавский» — прочитала Зоя Иннокентьевна на картонном боку.

— Принимай товар! — крикнул тот, что помоложе, продавщице и поставил коробку у открытой двери ларька.

К ларьку подошел еще один парень, что-то сказал молодому, и тот достал из коробки бутылку… водки. «Любопытно, — подумала Зоя Иннокентьевна, — а написано, что портвейн…»

Ей стало любопытно.

— Товарищ! — окликнула она водителя грузовичка, как раз проходившего мимо, собираясь прояснить заинтересовавший ее вопрос.

— Во дает тетка! Нашла товарища! Между прочим, у нас теперь товарищей нет, все господа.

Зое Иннокентьевне было неприятно, что ее назвали теткой. Но парень, видимо, не знал, что женщины не всегда так молоды, какими себе кажутся.

В каждом из ларьков было получено с грузовичка по два-три ящика мыла, стирального порошка, вина, она заметила даже магнитофоны и небольшие телевизоры. Зою Иннокентьевну это удивило — если ничего, кроме съестного, в ларьках не продавали, тогда при чем здесь электроника?

Когда грузовичок уехал с площади, Зоя Иннокентьевна подошла к одному ларьку, потом к другому, спрашивала то мыло, то стиральный порошок. Подобного товара не было. Тогда что же находилось в ящиках? Водка? Она видела, доставали водку. Может быть… В одном из ларьков попросила продать ей бутылку водки.

Продавщица нашарила в коробке из-под стирального порошка требуемую бутылку и рассеянно, не глядя на покупательницу, подала в окошко. Зоя Иннокентьевна достала кошелек, порылась в нем и сокрушенно покачала головой:

— Трех рублей не хватает… — извиняющимся тоном произнесла она.

— Ну, и нечего было морочить голову! — возмутилась продавщица и сунула бутылку обратно, в ту же коробку. Худенькая, бледная девушка кого-то ей напоминала.

— Галочка Шиголакова! Неужели это вы?

— Ой, Зоя Иннокентьевна! — Девушка наконец внимательно посмотрела на несостоявшуюся покупательницу и даже прикрыла лицо ладошками от неловкости. — Извините, я вам нагрубила… Столько народу за день перед глазами мелькает, и каждый норовит обмануть или что-нибудь стащить.

— Не бойся, милая, я у тебя ничего не стащу, — Зоя Иннокентьевна искренне обрадовалась. Вот и еще одну бывшую ученицу послали высшие силы ей в помощь. Сначала встретился Поспелов, теперь — Галочка Шиголакова. Впрочем, если разобраться, у нее полгорода бывших учеников и учениц. — А ты, значит, здесь работаешь?

— Как видите…

— Ты так хорошо шла по английскому, я думала, в институт будешь поступать.

— Поступала. Но на бесплатную форму обучения провалилась, а на коммерческой основе даже пытаться не стала, маме все равно платить нечем.

— Жаль. Ты хорошая девочка и достойна в жизни большего, чем этот ларек, — огорчилась такому повороту Галочкиной жизни Зоя Иннокентьевна. — С одноклассниками видишься? Как дела у них?

— По-разному. Некоторые так и не смогли никуда устроиться, живут на пособие по безработице. Мне еще повезло — у меня есть работа.

— А заработки хоть ничего?

— Здесь, на Привокзальной, получается неплохо. Раньше я в другом ларьке работала, на проспекте Гагарина, там выходило меньше. Нам ведь платят сдельно, от реализации, вот и стремятся все попасть к вокзалу — покупателей проходит за день больше.

— Да, здесь место бойкое, — согласилась Зоя Иннокентьевна.

— Но я, наверное, опять попрошусь на старое место.

— Почему?

— Тамарки боюсь, сменщицы.

— Она что же, обижает тебя?

— Да нет, ничего такого пока не было, но до меня здесь одна девчонка работала, такие страсти рассказывала — Тамарка ее постоянно кидала.

— Как это — кидала?

— Есть много всяких способов. Можно, например, не досчитаться товара. Он у нас мелкий, ассортимент большой, не будешь же каждую жвачку проверять. Бывает, сменщица выручку передает наспех, без подписи, отдаст и убежит. Потом посчитаешь, оказывается, не хватает ста рублей, а то и больше. Или купюры фальшивые. А для нас сто рублей — это большие деньги. Конечно, она не виновата, что ей фальшивку подсунули, но и я не виновата, почему же должна страдать за кого-то? Выплатить недостачу хозяин заставит меня, раз вовремя не заметила.

— Слышала, что у вас хороший хозяин, Форель, кажется, — слукавила на всякий случай Зоя Иннокентьевна.

— Фогель. Эдуард Андреевич Фогель. Здесь все ларьки принадлежат ему.

— А где его контора?

— Не знаю. Меня прямо в ларьке на Гагарина и оформляли на работу. А зачем ему контора? Склад точно есть, оттуда это все, — девушка кивнула на товар за спиной, — и привозят.

— А где он находится?

— Не знаю, даже не интересовалась никогда. Мое дело — торговать…

Не добившись пока большого толку, Зоя Иннокентьевна решила подъехать с другой стороны.

— Галочка, я сидела на скамеечке, отдыхала, видела, коробки из машины выгружали. Вот и в твой ларек такие же заносили. Что-нибудь особенное? Дефицит? — Зоя Иннокентьевна старалась говорить как можно невиннее.

— Ну что вы! Какой сейчас может быть дефицит! Сейчас все есть, были бы деньги… Это обычная водка.

— Водка? А почему она в разных коробках?

— Не знаю, я здесь всего месяц работаю, нам всегда такую привозят — в разных коробках.

— Откуда привозят?

— Со склада, наверное.

— А-а, — равнодушно протянула Зоя Иннокентьевна, потеряв, кажется, всякий интерес к разговору о водке.

— Может быть, купите чего-нибудь? — предложила девушка.

— Куплю. Дай мне вон ту большую шоколадку. Должна признаться, я сластена… — Зоя Иннокентьевна расплатилась за покупку и, уже собираясь уходить, как бы между прочим спросила: — Как бы мне все-таки повидать вашего Фогеля? Часто он сюда заглядывает?

— Не очень. Обычно приезжают его помощники… А вам он зачем?

— Дело одно есть…

— Да?! — удивилась девушка, мимолетно подумав, что общего может быть у ее бывшей учительницы с хозяином ларька, но, когда та попрощалась и ушла, тут же забыла об этом.

* * *

На глаза Казанцеву попалась папка, в которую он складывал официальные документы, так или иначе связанные с недвижимостью. Нужды заглядывать в нее не было, необходимое и так помнилось. Следователь с тоской посмотрел на папку, становившуюся все объемнее, — законов, регулирующих куплю-продажу, обмен и другие операции с недвижимостью, принималось в последние годы немало. А