Трейдеры обсудили варианты развития всех трех сценариев. Немцы не собирались мириться с инфляцией из-за своей истории. Великобритания не могла допустить дефляцию из-за рынка краткосрочных ипотечных кредитов. Вывод казался очевидным: обменный курс валюты должен был адаптироваться. Стоимость фунта стерлингов практически наверняка упадет, и немецкий банк ничего не сделает для ее сохранения. Трейдеры отчетливо понимали: лучшая спекулятивная возможность заключалась в продаже английской валюты без покрытия[12]. Это было элементарно.

«Какова вероятность, что британскому банку придется девальвировать фунт стерлингов через три месяца?» — спросил один из трейдеров.

«Думаю, около 95%», — ответил мужчина у доски.

Все трое на мгновенье замолчали. В пределах валютных спекуляций, если они проведут продажу без покрытия британской валюты и ошибутся, то спустя время потеряют процент активов. Но если окажутся правы, то увеличат их на 15–20%.

«95% при ставке 20 к 1…» Последовало красноречивое молчание.

Наконец, лидер, глава всего фонда, спросил коллегу-инвестора, эксперта по иностранным валютам: «Сколько бы ты поставил в этой сделке?»

После паузы трейдер ответил: «Трехкратный капитал?»

Хедж-фонд на тот момент оценивался в 5 млрд долларов. Трехкратный капитал составлял 15 млрд долларов. Если бы трейдеры открыли позицию по продаже фунта стерлингов без покрытия и стоимость валюты на самом деле бы снизилась, то они бы однозначно сделали банкротом банк Великобритании. Это бы, в свою очередь, подорвало основы макроэкономической политики во всей Европе. Финансовый сектор в целом испытывал бы последствия этих действий на протяжении нескольких десятилетий. Сами трейдеры попали бы под особый контроль финансовых регуляторов по всей Западной Европе. Они стали бы самыми печально известными и в то же время наиболее превозносимыми валютными спекулянтами в мире.

Через минуту лидер невозмутимо вынес вердикт: «Тогда давайте поставим трехкратный капитал».

Затем встал и вышел из комнаты.

Многие инвесторы заработали 16 сентября 1992 года, в день, позднее названный «черной средой». Но никто не обогатился больше вышеупомянутого лидера валютных трейдеров — Джорджа Сороса, его преемника Стэнли Дракенмиллера и — на тот момент — главного стратега Роберта Джонсона. Сорос прославился как человек, «обрушивший Банк Англии». Британское правительство наконец-то сдалось и отказалось от механизма обменного курса после долгих попыток поддержать фунт стерлингов искусственным повышением процентных ставок. К этому времени британские налогоплательщики потеряли 3,8 млрд долларов, а личное состояние Джорджа Сороса увеличилось на 650 млн долларов. Soros Fund Management получил прибыль от сделки более 1 млрд долларов. Глава итальянской компании Fiat признался, что в 1992 году выгоднее было быть простым акционером в Quantum Funds Сороса, чем владеть целым автомобильным производством в Европе.

Что же произошло в офисе на Седьмой авеню? Как три инвестора узнали, что настал момент большой сделки? Каждая серьезная финансовая компания в мире рассматривала эту цепочку событий. Как Джорджу Соросу удалось извлечь так много данных из контекста, в отличие от большинства других инвесторов? Как он сумел учесть не только официальные высказывания, но и то, о чем не говорилось, равно как и причины замалчивания?

К этому моменту Сорос имел за плечами долгую историю вовлеченности в гуманитарную сферу знания. За десятилетия до всемирно известных рыночных спекуляций, в конце 1940-х — начале 1950-х годов, знаменитый трейдер изучал философию в Лондонской школе экономики. Его интеллектуальным героем и наставником был философ Карл Поппер, который привил Соросу строгость мысли. Принцип фальсифицируемости Поппера предполагает постоянные попытки скорее опровержения, чем обоснования своей правоты.

Идея Поппера была главным образом связана с научным методом установления достоверности. Если вы не находите ситуацию, в которой теория не выполняется, значит, она подтверждается. Но никакой объем тестирования, как подчеркивал Поппер, не носит исчерпывающий характер. «Все, что может сделать ученый, — писал он в 1956 году в эссе «Три точки зрения на человеческое познание»[13], — это проверить свои теории и устранить те из них, что не выдерживают наиболее строгих проверок, которым он их подвергает».

Изначально, в студенческие годы, Сороса пленили эти идеи. Вскоре он понял, что может с большим успехом применять свою версию «фальсифицируемости» к рыночным системам. И стал заниматься спекуляциями с тем же неумолимым стремлением подвергать проверке собственную уверенность в направлении развития рынка.

Детство Сороса прошло в Венгрии, оккупированной во времена Второй мировой войны. Поэтому социально-философские идеи Поппера также оказались ему близки. «…Там, где мы, казалось, стоим на твердой и безопасной почве, — писал ученый в эссе «Логика социальных наук», — на самом деле все ненадежно и неустойчиво»[14]. Сорос видел, как легко война нарушает привычный порядок вещей, в ранние годы. Поэтому он уделял особое внимание непредсказуемости истории. Знаменитый трейдер понял: масштабные политические события зачастую происходили из-за казавшихся банальными личных обид. Борьба за власть, возмущение и оскорбленное самолюбие: страсти кипели под поверхностью рациональных кредитно-денежной политики и соглашений.

Стэнли Дракенмиллер и Роберт Джонсон получили более традиционную подготовку по экономике. Первый оставил аспирантуру в Мичиганском университете и стал аналитиком по торговле акциями в нефтяном секторе. Второй изучал экономику в Массачусетском технологическом институте и получил докторскую степень в Принстоне. Но оба трейдера испытали влияние стиля управления Сороса. Культура гуманитарного мышления в Soros Fund Management требовала изучения социального контекста данных.

Роберт Джонсон объяснил мне этот уникальный процесс: «Данные по большей части не были цифрами. Не все они поддавались количественной оценке и учету в электронных таблицах. Они представляли собой опыт разных людей, газетные статьи, истории о том, как реагировал тот или иной человек, разговоры. Были описательными».

Именно это я называю «насыщенными данными». Что делает их таковыми? И почему информация такого рода настолько важна, ведь машинное обучение в избытке предоставляет скудные данные? Чтобы ответить на вопросы, обозначу четыре разных типа знания. Свет на них прольет философия. Это поможет лучше понять, как мы неосознанно отклоняемся в сторону неполных данных, или цифр, лишенных контекстуального значения. И осознать, как предвзятость препятствует культурным открытиям.