Мальчик поймал монетку в ладони, попробовал на зуб и изумленно покрутил головой:

— Настоящая!

Кожа у мальчугана обветрилась, губы потрескались, щеки были измазаны грязью, но взгляд чистый — возможно, за этой маской скрывался стоящий человек.

— Если ты меня обманешь, — втолковывал Марбери, — я тебя отыщу. Тогда тебе придется либо вернуть мне шиллинги, либо расстаться с жизнью. Ты мне веришь?

Мальчик кивнул.

— Стало быть, договорились?

— Что я должен сделать? — выдохнул мальчишка.

Марбери склонился к его грязному уху и шепотом дал наставления, потом заглянул мальчику в глаза.

— Повтори.

Мальчишка набрал в грудь воздуха и забормотал, слово за словом повторяя сказанное Марбери.

— Умный мальчик, — весело похвалил тот. — Теперь ступай.

Он еще не договорил, а мальчишка уже скрылся в низком кустарнике.

Кучер насупился.

— Ну что такое он может сделать, чтоб стоило десяти шиллингов?

— Моли Бога, чтобы мы этого не узнали, — тихо ответил Марбери.

— И все равно ничего он не сделает, — ныл возница. — Пропали ваши денежки. Только вы его и видели.

— Ну, — потупился декан Марбери, — в худшем случае я лишился десяти шиллингов, зато в этом месяце с голоду умрет одним мальчиком меньше.

На лице возницы медленно забрезжило понимание.

— Вы просто так отдали ему золотой, — запнувшись, догадался он.

— Нам надо спешить, — отозвался Марбери, отходя к дверце кареты. — Мне надо бы уже быть в Хэмптон-Корте.

— Никогда я не видел таких, как вы, декан Марбери, вот честное слово! — Лицо паренька-кучера осветилось, словно рядом зажгли свечу. — Через час доставлю вас в Лондон!

Улицы Лондона грохотали, словно весь мир съехался сюда на колесах телег и карет. Стучали молотки, катились бочки, звенели горшки. Разносчики, словно лягушки, перескакивали от лавки к лавке, торговцы без передышки отплясывали бойкую гальярду.

Дворец Хэмптон-Корт стоял в пятнадцати милях к юго-востоку от Лондона, в излучине Темзы. Парадный вход был задуман так, чтобы устрашать неофитов. Огромная арка деревянных ворот между двумя стенами с двумя вздымающимися к небу кирпичными башенками-шпилями по углам. Еще выше поднимались тяжелые восьмиугольные башни, а над ними возвышались огромные кирпичные дымовые трубы: Марбери насчитал четыре двойных трубы. Ни одно тюдоровское здание в Англии не могло сравниться с этим. Проходя в эти ворота, маленький человек чувствовал себя еще мельче, великий проникался смирением.

Таково назначение всех дворцов и соборов, размышлял Марбери, подходя к каменной громаде.

Утренняя смена караула, хоть и не была предупреждена, узнала королевские гербы на бортах кареты, так что, едва лошади встали во дворе конюшни, сторожа бросились перенять поводья.

Марбери выбрался наружу, стянул перчатку и передал ее капитану стражи.

— Прошу вас как можно быстрее доставить это его величеству, — приказал он самым властным тоном, на какой был способен. — У меня срочное дело к королю.

Капитан на миг замялся.

— Он узнает перчатку, — строго добавил декан. — Он сам вручил ее мне.

Марбери сразу провели через двор по широкой, вымощенной белым камнем дорожке сада в банкетный зал. Он был построен для Генриха VIII и своими сводчатыми потолками с темными балками походил более на церковь, чем на столовую. В зале было темно, Марбери, пройдя через него, как через пещеру, вышел в столь же темный коридор. В конце узкого перехода обнаружилась маленькая кухня. Квадратное помещение с каменным полом и потолком. Неприметная, простая и не заставленная мебелью комнатка каким-то образом создавала ощущение уюта.

Капитан указал ему на стул у единственного обеденного стола.

— Вы сядете на место сэра Эндрюса.

Несомненно, он подразумевал Ланселота Эндрюса, епископа Винчестерского, главу лондонских переводчиков; его младший брат Роджер Эндрюс работал в Кембридже. Ходило много слухов о том, что враждебность между братьями усилилась из-за неравенства их положения.

Итак, король уже принимал сэра Ланселота Эндрюса. Марбери много бы отдал, чтобы узнать, по какому поводу.

Капитан отдал тихий приказ одному из своих людей. Тот поспешил достать из шкафа у дальней стены и поставить перед Марбери блюдо сдобного печенья и большой кувшин грушевого сидра.

— Не покидайте этой комнаты, — предостерег капитан.

Марбери кивнул.

— Мне некого оставить с вами, — продолжал капитан. — Но если я, вернувшись, не застану вас здесь, вы окажетесь в значительно менее удобном помещении.

Марбери улыбнулся.

— Мне необходимо срочно видеть короля.

Инструкции, данные ему в прошлом году, были весьма строгими. Ему дозволялось произносить только несколько предписанных фраз.

Капитан моргнул и исчез. За ним, не столь проворно, вышли его солдаты. Марбери поудобнее устроился на стуле и оглядел комнату. Всего одна печь, зато растоплена, и кухня освещена только ее огнем. Каменные стены, крепкие деревянные столы, малые размеры помещения доказывали, что это — собственная кухня королевы Елизаветы. Поговаривали, что королева любила сбивать посетителей с толку, принимая их в этой кухне. Женщина у плиты — не то что королева во дворце — тем легче для ее величества было выпытать, что на уме у сконфуженного визитера. Марбери же, разглядывая тарелку с золотистым печеньем, решил было, что назначение этой кухни было куда проще: здесь было уютно. Комната согревала озябшее тело, успокаивала мысли, утешала душу.

На него вдруг напал голод. Марбери целиком засунул в рот печенье. Рот сразу наполнился острым вкусом свежего имбиря и гвоздики. На губах оседала пена грушевого сидра.

Он мигом покончил с угощением, и ему сразу захотелось еще. Увы, тепло печи и тепло в желудке нагнали на Марбери сонливость. Помоги ему, Боже, если за ним придут и застанут его спящим!

Марбери решительно встал и принялся мерить шагами пол. Он трижды отряхнул грудь, молясь в душе, чтобы на одежде не осталось крошек. На нем был лучший костюм, и декан рассеянно покачивал головой, вспоминая, сколько стоили рукава, бриджи и плащ. Пятнадцать шиллингов ушло портному за работу, а материал обошелся чуть не в пятнадцать фунтов: бархат, шелк, фланель на подкладку, двойная тафта, золотое шитье и золотое кружево, чулки и три дюжины пуговиц на дублет! Постыдное мотовство: годовое жалованье трех служанок, а тот мальчишка с большой дороги, пожалуй, за всю жизнь не увидит таких денег. Однако король ценил моду, и для встречи с ним хороший наряд так же необходим, как кинжал на лондонских улицах.

Долгие минуты сложились в полчаса. Несмотря на усталость, ожидание не помогло Марбери совладать с сумятицей в душе. Сердце у него едва не выскочило сквозь рубаху, когда за дверью наконец послышались торопливые шаги.