– Не приходи сюда! – попросил Пауль и следующим предложением нанес Бену еще один вербальный удар между ног: – Особенно с учетом состояния Дженни.

«Состояния?»

– Что с ней? – спросил Бен. Он еще никогда не чувствовал себя таким глупым и смешным. Конечно, он знал ответ. И ни за что не хотел, чтобы Пауль его сейчас озвучил.

– Ладно, еще очень рано, приятель. Но именно поэтому, именно потому, что мы узнали всего три недели назад, я не хочу, чтобы что-то навредило ребенку. Ты ведь понимаешь? Если ты появишься у нас, а психи запостят это в Сети, тогда здесь будет чрезвычайная ситуация. А мы ведь не можем тебе никак помочь, верно?

Бен уставился на потолок.

Кухню наполнил звук приземляющегося в Тегеле самолета, и на секунду Бену захотелось, чтобы пилот изменил маршрут и направил машину прямо в его мансарду. Это многое бы упростило.

– Нет. Вы не можете мне помочь.

Бен испытывал желание прыгнуть на тот конец провода и засунуть Паулю трубку в рот.

– Я вас не побеспокою, не волнуйся, – добавил он.

– Хорошо.

– Только один момент, Пауль.

– Да?

Бен понизил голос:

– Я тебе не приятель. И никогда им не стану.

Бен положил трубку. Он дрожал. Эти похожие на озноб подергивания напомнили ему, как однажды он лежал на полу в спальне с острым приступом люмбаго и цеплялся за руку Дженнифер, потому что из-за боли в пояснице не мог сам подняться. Тогда он тоже стучал зубами, хотя в квартире было как минимум двадцать семь градусов.

Ну, времена, когда Дженни протягивала ему спасительную руку, видимо, прошли.

Бен сделал несколько глубоких вдохов и взял себя в руки, потом, немного успокоившись, перевел свой мобильный телефон в режим полета.

Только за время, пока они разговаривали с Дженни, он получил три пропущенных звонка и шесть сообщений.

Его номера не было в телефонном справочнике, поэтому Бен предполагал, что кто-то запостил его, и сейчас каждый псих пытал свое счастье и хотел хотя бы услышать голос объявленного вне закона.

Большинство отправителей он не знал – кроме девушки, с которой у него была короткая интрижка и о которой после некрасивого расставания он ничего не слышал, и эсэмэска от Шмитти, с которым они делили репетиционный зал на Гютцельштрассе. «Старик, что там у тебя происходит?» – спрашивал он не особо конструктивно.

Бен просмотрел сообщения и нашел несколько запросов от редакций газет и телевизионных каналов, которые во что бы то ни стало хотели взять у него интервью. И еще была настоятельная просьба одного адвоката, Кристофа Маркса, безотлагательно связаться с ним, потому что тот якобы имеет опыт работы с подзащитными, находящимися в бегах, и может помочь ему.

«С бедой то же самое, что и с успехом. И в том и в другом случае ты обретаешь фальшивых друзей и настоящих врагов», – подумал Бен и пошел в спальню, где после непродолжительных поисков нашел старый мобильник Джул. Смартфон, купленный со скидкой, с договором без абонентской платы. Несколько недель назад он одолжил его у дочери, когда думал, что потерял собственный. А тот, разрядившись, просто валялся между сиденьями в автомобиле. Бен давно уже собирался вернуть телефон Джул. Теперь он был рад своей безалаберности, благодаря которой сейчас у него появился, так сказать, тайный номер. Бен включил аппарат и с удовольствием констатировал, что номер пока действительно не был известен третьим лицам. По крайней мере, никто не пытался позвонить на него.

Бен вернулся на кухню и открыл холодильник, но ничего не достал. Он наслаждался ощущением холодного воздуха на вспотевшей горячей коже и закрыл дверцу, лишь когда сработал звуковой сигнал.

«Ну что же…»

Бен не знал наизусть номер, который хотел набрать, поэтому для звонка ему снова пришлось активировать свой основной телефон.

Скажи ему кто-то вчера, что он будет просить об одолжении именно этого человека, Бен принял бы его за сумасшедшего.

– Кто это?

Уже приветствие было так для него типично. Не «Здравствуйте!», не «Алло?» и уж тем более не собственное имя. Вместо этого лающий упрек, словно звонивший без стука ворвался в его рабочий кабинет.

– Это я, – сказал Бен.

– Хм, – ответил старый мужчина и сумел сделать так, что даже хмыканье прозвучало самодовольно и надменно. Бен на это рассчитывал. Но не на то, что старик начнет смеяться.

– Что смешного?

– Ничего, – захихикал старик, но потом резко стал серьезным. – Ну, давай, выкладывай.

– Прости? – Бену захотелось положить трубку. Это была ошибка. Не стоило звонить. О чем он только думал?

– Давай не будем ходить вокруг да около, – снова прорычал старик, чей голос за последние годы стал еще более гортанным, но нисколько не дружелюбнее. – Мы оба знаем, что может быть только одна причина, почему ты сейчас нам звонишь.

«Нам».

Мама три года как умерла, но его отец все еще говорил так, словно она отъехала за покупками. В последний раз они виделись на ее похоронах, на кладбище у стадиона «Олимпия», где четверо носильщиков гроба выполнили работу, для которой вполне хватило бы и двоих. После последнего курса химиотерапии мать Бена весила меньше, чем гроб, в который ее уложил рак.

– Мне очень жаль, – сказал Бен, сам точно не зная, за что извиняется, и схватился за шею. Когда он думал о своей матери, сразу чувствовал ее запах – пудровые духи и цветочная земля, – когда она с грязными руками, смеясь, выходила из сада.

Он был рад, что помнит это лучше, чем холодный пот и затхлое дыхание, сопровождавшее ее прощальный поцелуй на смертном ложе. С ее уходом он окончательно потерял связь с отцом.

Бен обманывал себя, что смерть жены ожесточила его отца, но его и раньше было непросто любить. Например, в отличие от мамы, он с самого начала был против отношений с Дженнифер; по крайней мере, против ребенка, который, конечно, не был запланирован. В девятнадцать и двадцать они с Дженни сами были еще детьми.

«Ранний ребенок – ранний развод» – одно из любимых выражений отца, и Бен предполагал, что он тайно обрадовался, когда его прогноз сбылся. Еще одна причина, почему Бен избегал его. Но не основная.

– Ты трус, – сказал его отец, и слова прозвучали как тогда, во время их последней ссоры после несчастного случая, который стоил Джул обеих ног. – Ни на Рождество, ни в день рождения, ни даже в день ее смерти ты не объявляешься…

– У меня не было… – «Времени», – хотел сказать Бен, даже если это и было ложью, потому что в принципе он мог обойтись без таких разговоров.

– Да, да. Я, я, я, – передразнил его отец. – Не было, не было, не было.