Альбер с улыбкой качнул головой.

– Вот он - корслунг, - указал на герб, вышитый на камзоле. Митька уже видел на оружии и на плащах чудное животное - крылатого коня с головой коршуна.

– Корслунг - зверь не нашей земли, водятся они в Садах. Один был пожалован Матерью-заступницей покровителю нашему Родмиру за воинскую доблесть. Корслунг - гордый зверь, он мало кому покорится. Добавлять еще и «крег» - все одно что назвать волка волчьим волком.

Дорога становилась оживленной, неспешно едущий отряд обогнала карета. Качнулась штора - видно, путник любопытствовал. Митька поймал себя на том, что смотрит вслед карете с затаенным нетерпением - скоро и он въедет в Рагнер, столицу Роддара. А вот остальные илларцы, напротив, становились мрачнее. Только старик Дробек устал так, что был рад любому концу путешествия.

– Заветная мечта наших мальчишек - увидеть Родмира верхом на корслунге.

– Я бы тоже хотел.

– Увы, княжич, могу обещать вам лишь мраморных крылатых коней. Рагнер славится своими каменных дел мастерами.

Митька кивнул, вспомнив города Роддара. Закованные в крепостные стены, устремленные вверх множеством башен с высокими шпилями, они поражали лепниной на фронтонах домов, статуями-указателями на перекрестках, затейливыми каменными «стражами» у ворот - каких только причудливых зверей не рождала фантазия мастеров. Не меньших чудес княжич ждал и в Рагнере.

Город действительно удивил сразу. Столица - сердце Роддара - не пряталась за стенами. Если другие города подавляли мощью заградительных сооружений, то Рагнер открыт каждому. Но именно в этом чудилась еще большая угроза. Глядя сверху на лежащий в горной чаше каменный город, Митька вспомнил поединок в снежном кругу. Рагнер был похож на бойца, снявшего рубашку, и горе тому, кто придет с войной. И все же он красив, словно высечен талантливым камнетесом. Видна четкая паутина дорог, сходящихся к центру, туда, где в окантовке стен блестят заснеженные крыши Корслунг-хэла.

Княжич скинул перчатку, тронул щеку - шрам явственно чувствовался под пальцами. Зуд прошел давно, но забыть о рубце не давали взгляды. Мало шансов у меченого чужеземца на встречу с Хранителем. Как понял Митька из оброненных крегом фраз, уважение к Хранителю в Роддаре не меньше, чем к владетелю.

– Поехали, - поторопил князь Тольский угрюмых пленников.

В долине ветер утих, стало теплее. Рагнер-крег-борн начинался сразу, вроде только проезжали мимо скалы, а уже тянется рукотворная стена, виднеется за ней дом. Митька понял, почему город так назвали, - ничего, кроме камня, в нем и не видно. Мощеные улицы, сложенные из камней ограды, массивные дома. Казалось бы, мрачным должен быть Рагнер, но фасады сглаживались плавными глухими арками; тонкие колонны поддерживали узкие козырьки крыш; игольчатые башни, похожие на перевернутые сосульки, тянулись в небо, соперничая с горами. Порой с одной стороны улицы на другую перекатывались каменные дуги, на них гроздьями висели летучие мыши - если бы не размеры, можно было бы принять за живых, - или распластывались и вовсе неведомые чудища, свешивали шиповатые хвосты и разевали пасти.

Изваяний действительно было много, и не только обещанных мраморных корслунгов. Встречались и виденные ранее каменные гады с узкими провалами зрачков, и массивные быки с длинными гривами, и хищные кошки, изготовившиеся к прыжку. А еще - змеи, то стоящие на хвостах, то свивающие чешуйчатые тела в кольца, ни в каком другом городе Митька не видел столько змей. Но, конечно, больше всего крылатых коней. На одном из них сидел пацаненок в драном кожухе, на поясе у него болтался деревянный меч. Мальчишка проводил путников любопытствующим взглядом.

Становилось многолюднее, статуи встречались все более причудливые, и вырастала стена Корслунг-хэла. Дорога вышла на перекрестье, дальше она загибалась вкруг крепости. Слева была высокая ограда, справа - небольшая площадь с еще одним корслунгом. Крег свернул, мимоходом провел по птичьей голове, стряхивая снег, тронул кончик крыла.

За площадью поднимался дом, по виду - нежилой, часть окон забита досками, другие же прятались за ставнями. Хорошо бы - конец пути. Митьке не понравилось ехать под взглядами роддарцев. Будь он котом, давно бы вздыбил шерсть и зашипел от такого внимания.

Крег стукнул кулаком в ворота, и почти без промедления открыли. Кажется, их тут ждали. Набежали слуги, приняли навьюченных лошадей, ухватились за тюки.

– Пожалуйста, за мной, - позвал крег, поднимаясь по широкому крыльцу к высокой двери. Над ней нависала каменная птичья голова, точно собираясь долбануть клювом незваных гостей.

В холле оказалось тепло и уютно. Девушки в вышитых передниках присели перед пленниками, степенно склонился лакей.

– Здесь вы будете жить. - Альбер остался у порога, он даже не снял перчатки и не стряхнул с плаща снег.

– Чей это дом? - спросил Митька, разглядывая еще одного корслунга, крохотного, стоящего на лестничной площадке.

– Один из моих, - равнодушно отозвался крег. - Устраивайтесь, - и князь Тольский откланялся.

Когда-то дом любили, это чувствовалось сразу. В нем давно никто не жил, но внутри заброшенным он не выглядел. Казалось, кто-то навещает его, как старика, приносит гостинцы и развлекает.

Комната, что отвели княжичу Дину, понравилась сразу. Небольшая, скудно обставлена - зато у окна стол, на котором примостились плетеная корзинка для бумаг и чернильница в виде колодца. Митька подошел, приоткрыл медную крышечку. Хм, чернила свежие. Да и перья, что лежат тут же, не выглядят старыми. Княжич заглянул в корзинку: хорошие листы, не пожелтевшие от времени. Все точно специально приготовлено.

Почему-то эта любезность хозяев вызвала не благодарность, а тревогу.

Княжич подошел к окну. Высоко. Внизу - каменные плиты, очерченные глухой стеной внутренних построек и оградой, виднеется единственный проход между сараями. В углу двора стоят прикрытые рогожей сани. Митька прижался к холодному стеклу, пытаясь разглядеть стену дома. Нет, без веревки, если придет нужда, не спуститься.

В дверь постучали и открыли, не дожидаясь ответа. Лакей в черно-сером камзоле сказал, глядя поверх Митькиной головы:

– Княжич Дин, вы приглашены на ужин. Карета заедет за вами через три с половиной часа.

– К кому?

Слуга поклонился и шагнул назад, прикрыл за собой дверь.

Карета пришла без опоздания. Молчаливый лакей открыл дверцу. Митька оглянулся на соотечественников. Князь Селл смотрел с тревогой, Юдвин - подозрительно. Княжич хотел бросить: «Я ни к кому не просился!» - но сдержался. Тревога, похожая на ту, с которой Митька рассматривал свежие чернила, не утихала.

Долго ехали вдоль стены, мимо запертых ворот и мимо открытых. Митька решил уже, что объедут Корслунг-хэл и выедут на другую сторону города, когда карета свернула к утопленной в толще камня решетке, за которой виднелось темное дерево. Сопровождающий просунул руку между прутьями и стукнул кулаком. Сорвался снег, припорошив его плащ.