— Ай, да почему «скинем»? — махнул рукой Марк. — «Снимем». И — тебя, а не кого-то. Чтобы оградить от посягательств вон… — он кивнул на Павла.

Татьяна просияла, как нержавеющая мойка:

— Так, стало быть, вы тут по мою душу?

Ирина, укоризненно качая головой, оттащила Валентину от Жорика:

— Валя, ну всё, отпускай Георгия, он тоже за нас. Георгий, вам не больно?

— Бывало и хуже, — смущённо повёл бровями Жора. — Просто я женщин не бью, а так бы…

— А что мы расслабились? — вознегодовал Марк, показывая на Павла. — Это дерьмо цээрушное надо ещё вывести на чистую воду.

Валентина подняла палец к потолку:

— Дерьмо — на чистую воду! Да вы, Марик, поэт.

— Это? — Татьяна оценивающе осмотрела Павла и подёргала скотч. — Какое же оно цээрушное, это — наше в доску.

18

2004, Самара, вокзал

Утром Олеся положила заявление на стол Павла поверх свежего номера «Декоративного животноводства». Ровный красивый почерк. Павел прочитал «прошу уволить» и подпрыгнул в кресле. Слова потерялись в рухнувшем домике привычного мироощущения. Стоило Павлу начать фразу, как мысль теряла значимость, и он перескакивал на другую. У двери Олеся обернулась:

— Я вечером уезжаю в Москву.

Губы Олеси улыбались, но в интонации, в оттенках тембра голоса, Павлу послышалась печаль. Он так и не нашёлся, что сказать. Весь день он вёл внутренний диалог с Олесей, хотя мог позвонить и поехать. Но поехал только провожать. Вызвал такси, погрузил вещи, расплатился у вокзала. Молча катил чемодан под аккомпанемент Олесиных каблучков.

— Мы молчим от самого твоего дома! — На перроне Павла прорвало.

— Это вы молчите, — Олеся даже головы к нему не повернула.

— И ты — ни слова, — ласково, но с укоризной заметил Павел. — Я пришёл тебя проводить…

Олеся не дала ему закончить фразу:

— Вы не проводить меня пришли, Павел Сергеевич…

— Почему это? — Павел сбавил шаг.

— Вам виднее, — дёрнула плечом Олеся.

— Вообще, да, конечно… — Павлу засеменил, догоняя её.

— Вообще, нет.

— Отчего такая спешка? Объясни! — взмолился Павел.

— Вы не понимаете, — вздохнула Олеся и достала из сумочки билет.

— Ты наш лучший зоотехник, и так вот вдруг, разом.

— Это вам кажется, что вдруг.

— Помнишь, ты ездила конференцию весной? Тебя два дня не было на работе, и как будто всё рухнуло — сплошные проблемы. Павел Сергеевич туда, Павел Сергеевич сюда! — Павел для убедительности проиллюстрировал свободной рукой возможные направления.

— Просто раньше вы не включались в процесс, — расставила Олеся точки над «i». — Вот и не замечали проблем.

— Да уж, теперь заметил. — Павел скорбно ссутулился.

— Вот и меня, может, в Москве начнут замечать, — Олеся чуть склонила голову набок.

— Да кто ж у нас тебя не замечал? — недоумевающий Павел пошёл боком, заглядывая Олесе в лицо.

— Вы не замечали, — Олеся словно молотком стукнула по местоимению «вы».

— Ничего не пойму… — Павел пошёл спиной вперёд. — Олеся, прошу тебя, останься. Без тебя как без рук. Я не знаю, что делать. Когда мы ещё найдём нового зоотехника! Пока он приживётся… Да и найдём ли такого, как ты?

— Не найдёте такого, как я. Найдёте другого, но тоже хорошего. — Олеся развернула Павла лицом по ходу: — Упадёте же!

— Олеся, не уезжай, пожалуйста! Ну что мне на колени встать? — голос Павла сорвался на высокую ноту.

— Вы не встанете, — грустно улыбнулась Олеся.

— Издеваешься напоследок? — злость защекотала в груди Павла. — Заплакать мне ещё, может?

— Вот! Кстати! — Теперь остановилась Олеся. — Вы, главное, за солёностью проследите, когда будете у моржей воду менять, — погрозила она пальцем.

Павел отпустил чемодан и развёл руками, втянув голову в плечи:

— Да как проследить-то за этой солёностью?

— Я вам всё написала, — Олеся поправила ворот рубашки Павла. — Тетрадь толстая, чёрная, у вас на столе. Почитаете. Не бухгалтерская отчётность, но тоже увлекательно.

— И на том спасибо, — понурился Павел.

— Там ещё телефон мальчика с нашего курса. Прекрасный зоотехник. Кандидат биологических наук, между прочим, не хухры-мухры.

— Капризный, небось, — голос Павла брезгливо заскрипел.

— Вовсе нет. Сейчас без работы. Собак разводит.

— Ладно, позвоню, поговорим, посмотрим.

Олеся посмотрела на часики, манерно развернув запястье:

— Идёмте, скоро отправление.

Они пошли дальше вдоль состава. Летний вечер обдувал пассажиров жарким дыханием, навевая романтическое томление перед дальней дорогой. Бодрая дорожная музыка раздувала грёзы. У двери Олесиного вагона пританцовывала пожилая проводница. Глаза её задорно поблёскивали, а бейджику на груди не терпелось познакомится: Попец Антонина Макаровна.

— Здравствуй, тёть Тонь! — Олеся приобняла проводницу.

— Привет, Олеська! — Антонина по-свойски похлопала Олесю по спине. — Давайте, ребятки, билетики скоренько! Мать звонила, велела за тобой присмотреть.

Попец и Олеся рассмеялись. Проводница взяла у Олеси билет:

— Москва, прекрасно, четвёртое купе у тебя, пятнадцатое нижнее место.

— Хорошо хоть нижнее, — проворчал Павел, задвигая ручку чемодана.

— У нас люди с пониманием ездят, — вступилась Антонина. — Не Бангладеш какой, девушку небось не обидят. Всегда могут поменяться.

— Люди редко меняются, — тяжело вздохнул Павел.

— Ещё вот, — Олеся встрепенулась, — у Сидоровны скоро будут котята, не упустите!

— Котята… — передразнил Павел. — Сидоровна вообще-то львица, если ты помнишь.

— Все когда-то бывают котятами, даже люди, — в Олесиных глазах вспыхнули озорные искорки.

— Боже ты мой! — встряла Антонина. — Не повезло львице с отчеством. Я думала львицы только в Москве или в Питере. И они вроде любят маленьких собачек. — Она взглянула на Павла и потянула Олесю за рукав: — Я бы на твоём месте такого пупсика наедине со львицей не оставляла.

— Эх, ладно… — опускаться до разговоров с проводницами Павел не собирался. — Подводишь ты меня, Олеся. Не знаю…

Олеся взяла чемодан и шагнула в вагон:

— Я люблю вас, Павел Сергеевич.

— Подожди, что? — очнулся Павел. — Олеся!

Павел бросился к двери, но Попец уже стояла на пороге с жёлтым флажком.

— Куда ты, пупсик, куда? Отправляемся.

Поезд тронулся. Павел схватился за поручень и пошёл рядом.

— Гражданин, не хулиганьте! — пристрожила его Антонина.

— Олеся, я к тебе приеду! — кричал Павел поверх её головы в темноту. — Приеду, слышишь! Скоро приеду!

19

2005, Самара, вокзал

Поезд напоследок вздрогнул и остановился. Антонина отворила дверь из тамбура на улицу, протёрла поручни и ступила на плитку перрона. Павел с оранжевой дорожной сумкой на плече вышел следом, подрыгал ногами, разгоняя кровь, и остановился чуть в стороне. К поезду спешили встречающие. Возбуждённая толпа неслась мимо вагона, растекалась вдоль состава. Люди вытягивали шеи, толкались и приветственно махали руками наконец увиденным и вновь обретённым родственникам, близким и друзьям. Генеральскую форму Татьяниного мужа Павел приметил издалека. Быстро достал мобильник и сделал вид, что увлёкся раскопками контактов.

Из вагона