…Тачанка медленно катилась по лесу, разгорячённые недавним боем бывшие пленники уплетали за обе щеки прихваченные хозяйственным юнкером вареники и запивали их крепчайшим самогоном. Впрочем, после пережитого крепость местной горилки даже не ощущалась. Зато вареники были просто бесподобными.

– Юнкер, вам надо просто благодарность перед строем объявить, – рассмеялся подполковник Молчанов.

– Да, я тоже удивлён смекалкой Нечволодова, – поддержал Молчанова Ростовцев. Он подъехал на своём коне ближе к тачанке и взял с протянутой ему юнкером миски вареник.

– Был бы ты бабой, юнкер, цены б тебе не было, – вмешался в разговор Васильев, баюкая раненую руку.

При этих словах Нечволодов почему-то вдруг покраснел и отвернулся.

– Ну, юнкер, что вы как барышня. Вы же не только ратный подвиг совершили, вы ещё и нас от голодной смерти спасли. Кто знает, когда мы к своим выйдем? – добродушно заметил подполковник.

Но тут после его слов повисла тревожная пауза. Молчанов не сразу понял, что он сказал, а когда понял, вдруг остановил лошадей. Поняли его и Мамочкин с Васильевым.

– Ну, что ж, ваши благородия. Нам тоже надо к своим. Только свои-то у нас разные будут. Так что вы – к своим, и мы – к своим. Каждый останется при своих. Нет возражений? – Васильев улыбался, но глаза его смотрели настороженно. Мамочкин как бы невзначай придвинулся к своему «льюису», из которого он ещё недавно выкашивал махновскую конницу.

– Собственно, вас, господа большевики, никто и не держит. Нам до своих ближе, чем вам. Понятно, что менять один плен на другой вы не захотите. Если, конечно, вдруг не передумаете, – спокойно сказал Молчанов.

– Не понял вас, ваше благородие. Как так – передумаем? В плен к вам пойти? Чтобы вы нас к стенке поставили? – Мамочкин от удивления даже привстал.

– Нет, господин… ах, да, товарищ Мамочкин… Надо отметить, у такого хорошего стрелка такая мирная фамилия. Так вот, я имел в виду, что у нас в Добровольческой армии служат многие из тех, кто раньше воевал против нас. Кто разочаровался в идеалах большевизма, особенно когда красные стали расстреливать заложников и реквизировать продовольствие.

– Вы, господа хорошие, тоже и реквизируете, и расстреливаете. Так что не надо нас агитировать за веру, царя и отечество, наелись в империалистическую досыта. А в Красной армии никто не реквизирует и не расстреливает, это всякая примазавшаяся к большевикам контра недобитая, эсеры и анархисты. Вон, Махно недавно тоже был в Красной армии… – зло ответил Молчанову Васильев.

– Нестор Махно не расстреливал никогда заложников. И продовольствие ему крестьяне сами отдавали, когда он просил, – внезапно вклинился в разговор подъехавший на коне Сергей.

– О, надо же! А вы, юноша, откуда сие знаете, позвольте полюбопытствовать? – удивлённо спросил у Сергея Ростовцев.

Он как раз собирался взять из миски ещё один вареник, но когда услышал, как человек, назвавшийся дворянином, защищает Махно, его рука, что называется, повисла в воздухе.

– Ну, мы с братом поколесили по Екатеринославской губернии, с цирком выступали. И раньше тоже много где побывали. Везде селяне о Махно очень уважительно отзывались. А как он в прошлом году немцев и петлюровцев бил – любо-дорого было поглядеть. Да и Добровольческую армию изрядно потрепал. Не так ли, ротмистр? – улыбнулся Сергей.

– А вы, Александр, вы тоже поддерживаете вашего брата? – спросил Ростовцев Сашу.

– Теоретически Сергей прав – Махно хорошо воюет, и его проект анархистской республики очень интересен. Но только в теории. На практике я всё же отстаиваю идеи государственности, – ответил Саша.

– Позвольте узнать, какое именно государство вы предпочитаете? Монархию? Диктатуру пролетариата? Республику? – внезапно заинтересовался подполковник.

– У меня пока нет твёрдого представления на этот счёт. Пожалуй, для России наиболее приемлемой формой правления была бы конституционная монархия. Но Россия большая, и в данный момент здесь Украина… – начал было отвечать Александр.

– И как раз Махно наиболее органичен в своем стремлении к анархизму. То есть выборность власти снизу доверху, – перебил брата Сергей.

– Ладно, господа-товарищи-братья. Пока мы тут лясы точим, вы нас прямо к себе доставите, а нам потом назад пешком топать, – прекратил дебаты Васильев.

Васильев и Мамочкин слезли, причём Пётр прихватил с собой «льюис», а Василий – винтовку и револьвер.

– Прощевайте, господа хорошие. Дай Бог, не свидимся больше. Ни в плену, ни в бою, – Васильев шутливо поклонился и, взяв винтовку за ремень, кивнул напарнику. Мамочкин взвалил тяжелый ручной пулемёт на плечо, тоже повернулся, чтобы идти вслед за ним.

– Ну, что ж, удачи вам, господа… то есть товарищи, – подполковник Молчанов улыбнулся. – Теперь уже мы с вами, так сказать, не товарищи. Хотя не скрою, мне было бы чертовски жаль встретиться с вами в бою. И жаль, что такие умелые солдаты воюют против меня, а не рядом со мной.

Тачанка снова тронулась. И в этот момент внезапно заговорил Сергей.

– Разрешите, господа, и мне откланяться. Я ухожу с ними.

От удивления подполковник даже не смог вымолвить ни слова и снова остановил лошадей. Но тут внезапно раздался звонкий голос юнкера Нечволодова:

– Как вы можете? Вы же дворянин! А как же ваш брат? Вы что, будете воевать за красных? А он?

– А я остаюсь с вами, – улыбнулся Александр. – У нас с братом наблюдаются идеологические разногласия, хотя мы оба являемся патриотами России. Не красной, белой или какой-то там серо-буро-малиновой, а единой и неделимой. Просто есть разные пути достижения этой цели, и мы идём к этой цели разными дорогами.

Молчанов очнулся, тряхнул головой и удивлённо произнёс:

– Я, конечно, понимаю, что гражданская война – это когда идёт раскол внутри одного народа. Но когда брат на брата… Не понимаю.

Сергей тоже улыбнулся.

– Вы, господа, сейчас не поймёте. Трудно это сразу осознать. Одно вам скажу: не будет у нас брат на брата. И потому мы сейчас и разделяемся, чтобы не было этого в истории России. Потому что нет правды белых или правды красных. Правда – она одна. И, возможно, она где-то посередине. Вот мы и будем её искать. Каждый – со своей стороны. И где-то там мы встретимся. Честь имею, господа.

Сергей отсалютовал саблей, которую успел где-то подобрать, и тронул коня. Через минуту он догнал шагавших красноармейцев и поехал рядом с ними, что-то им рассказывая.

– Ну, что ж, господа, а теперь я могу удовлетворить немного ваше любопытство перед тем, как мы появимся в расположении армии генерала Деникина, – сказал Александр.

Летом 1919 года центр вооружённой борьбы двух сил – большевиков и так называемого Белого движения – переместился на Южный фронт. Повсеместные крестьянско-казацкие восстания дезорганизовали тыл Рабоче-Крестьянской Красной армии. Особенно большой размах имело восстание атамана Григорьева и Вёшенское восстание на Дону. На их подавление были брошены крупные силы красных. Но солдаты-красноармейцы неохотно воевали с повстанцами, которые в основном были крестьянами и казаками. Красная армия терпела поражение за поражением и откатывалась все дальше на север. Все белогвардейские войска на юге были объединены в Вооружённые Силы Юга России под командованием Деникина, в состав которых вошли: Добровольческая, Донская, Кавказская армии, Туркестанская армия и часть Черноморского флота. В создавшихся благоприятных условиях Добровольческая армия разгромила противостоявшие ей силы большевиков и вышла на оперативный простор.