События тонули в завитках, черточках и робких пробелах. Часть текста была зачеркнута, что-то куда-то переносилось стрелками, обводилось. В одном месте добавления вписывались по полям, повторяя рваную линию неровного правого края.

Ира еще долго вертела бы в руках странный манускрипт, если бы не прозвенел звонок на урок.

– Потом отдашь, – шепнула Катя, отворачиваясь.

Ира осторожно положила перед собой тетрадку. Голова слегка звенела от подкатывающего желания тоже написать. Начать хотя бы с той истории, где она умирает. Или там, где ссорится с парнем на дискотеке. А если все эти истории собрать и вот так, как Катя, придумать роман? Что делать с отдельными рассказами? А роман – это уже вещь.

Урок литературы прошел мимо Ириного сознания. Отложив Катины сочинения, она писала на последних страницах тетради по русскому, жалея, что у нее нет такого же еженедельника, как у Парщикова. Солидная записная книжка придала бы вес всем ее записям. Кто знает, что Митька там пишет, но один его вид с потрепанным талмудом под мышкой повышает цену написанного втрое. А так приходится вырывать листочки и складывать в папку. Давно пора завести нормальную тетрадь.

– А чего это у вас вчера такое произошло, что Щукин сегодня неожиданно тихий? – вкрадчиво пропела Ленка у Иры над головой.

О, оказывается, перемена началась. Стараясь, чтобы это выглядело не столь демонстративно, Ира закрыла обе тетради – свою и Катину.

– Вчера? Ничего вчера не произошло.

Рука еще хотела писать. Фантазия, ворча и жалуясь, уходила, оставляя после себя скучную реальность.

– Разве? Зачем тогда Лешка у меня номер твоей мобилы просил? Хочешь его у меня отбить?

– Больно надо! – Странная мысль. И если уж отбивать, то не у Курбановой, а у Вилкиной.

– Ты смотри! У нас с ним любовь.

– Да не трогает никто вашу любовь. Я только велосипед взяла.

– Ах да, велосипед… И куда же ты ездила на его велосипеде?

– По делам. – Решила признаться. Чего Курбанову мучить? Она и так обижена судьбой, не знает только об этом. Пока не знает. – Я Лешке велосипед сломала. Он расстроился, наверное, – вот и тихий.

– Сломала? – Лена наградила Иру оценивающим взглядом, словно пыталась понять, хватит ли у той сил на подобный подвиг. – Значит, он сегодня никуда не едет?

– А чего ему не ехать-то? – Тетрадки летели в сумку. – У нас общественный транспорт ходит по расписанию.

– Куда ходит?

Вопрос был полон равнодушия. Ответят – хорошо, нет – переживем. Курбанова придержала Иру за локоть, мол, ответь и беги, мне от тебя больше ничего не надо.

– Что у нас сейчас? – Митька возник за их спинами привидением, заставив напомнить, что жизнь вокруг еще продолжается.

– Химия на пятом. – Ира выпала из транса Ленкиного голоса. Какой ужас! Еще чуть-чуть, и она бы ответила. Вот тогда Щукин ее точно убил бы. И все недополученные желания Иру бы не спасли. Это тебе не цепь на велосипеде сорвать, не в луже с железным конем искупаться, не на кино уговаривать. Это означает сильно осложнить человеку жизнь.

Чтобы больше не оставаться с Курбановой один на один, Ира подхватила свои вещи и побежала за Митькой.

– Чего весь урок писала? – подождал ее Парщиков. – Русичка на тебя так смотрела, словно собиралась превратить в портрет и на стенку повесить. Хорошо, в пример не поставила.

– Да так…

Ира покраснела. Писать, может быть, у нее получалось, но кому показать – на это смелости уже не хватит. Даже рассказать не сможет. Пускай это пока будет ее, тайное, сокровенное.

– Голос у Ленки странный, – вспомнила она внимательный взгляд Курбановой. – Говорит, как гипнотизирует. Я ей чуть про Щукина не сказала.

Митька промолчал, понимающе кивая. Они прошли коридор, поднялись на пятый этаж. Здесь, как всегда, темно. Чуть в глубь этой темноты, и будет актовый зал с огромными окнами. Но в закутке, куда выходили двери трех кабинетов, не видно ничего. Идти приходилось наугад.

– Это называется метод НЛП. Нейролингвистическое программирование, – сказал, как прочитал, Митька. – Человек подстраивается к тебе, повторяет движения, копирует тембр голоса, говорит негромко, заглядывает в глаза, легко касается, и ты не замечаешь, как подчиняешься ему. Когда ему надо, он говорит: «Прыгни с двенадцатого этажа». Ты идешь и прыгаешь.

– Зачем ей надо, чтобы я прыгнула? – Ира сильнее прижала к себе сумку.

– Манипуляция. – Парщиков остановился, заставив Иру замереть. – Все мы хотим управлять окружающими. На этом строится принцип власти. Ну и общения любого тоже. Тебе ведь от Щукина что-то надо.

Иру прошиб пот от осознания того, что Парщиков читает мысли и теперь знает, что она хотела использовать Лешку, чтобы позлить Сашу.

– Чего от него может быть надо?

– Не знаю, чего девчонкам может хотеться. – Митька не двигался с места. – Зачем-то ты позавчера к нему пошла.

– Позвали, вот и пошла, – упрямо не понимала прозрачных Митькиных намеков Ира. Он хочет сказать, что в Щукина все повально влюблены?

– А не позвали, не пошла бы?

– Нет.

Митька улыбался снисходительной, все понимающей и все прощающей улыбкой.

– Чего ты выдумываешь? – начала заводиться Ира. – Ты хочешь сказать, что я специально пошла на педсовет, чтобы потом у Щукина велосипед попросить? Да я не знала, что у Лешки он есть!

– Люди ничего не делают просто так.

Ира перекинула сумку через плечо, одернула на себе кофту, словом, совершила массу ненужных движений. Он ее совсем запутал!

– Отлично! Тогда расскажи, зачем ты мне про Лику открыл? Никакого житья теперь нет оттого, что я это знаю.

– Видишь, как хорошо, – ты владеешь информацией. Щукин у тебя в руках.

– С чего в руках-то? Не собираюсь я его закладывать! – И вдруг догадалась. – Ты специально мне это сказал? Чтобы я была с тобой заодно?

– Ты теперь знаешь, как приятно владеть чужой тайной?

– Чего ж тут приятного?

– Можешь все, что угодно, от него требовать.

– Да не нужно мне ничего!

– Как же не нужно, если ты зачем-то пошла на педсовет?

– Попросил – вот и пошла. – Было видно, что Парщиков что-то хочет от нее услышать. Что-то конкретное. Но почему-то не спрашивает об этом напрямую.

– А почему он именно тебя попросил?

– Не знаю.

– Не знаешь?

Ире показалось, что темнота в закутке уплотнилась, стало тяжелее дышать. Так и хотелось крикнуть: «Что ты хочешь узнать?»

Но тут мгла взорвалась хлопком внезапного света. Дверь кабинета открылась, выпуская Катю.