Узкими петляющими улочками Подола они вышли к Днепру и спустились к самой воде. Уселись на нагретые бетонные плиты, и только здесь впервые Володя позволил себе прикоснуться к ней, обнять за плечи. Затем осторожно провел пальцами по ее щеке. Кожа у Ники была мягкой, гладкой и белой, как у всех по-настоящему рыжих людей. Его качнуло к ней, и он, закрыв глаза, уткнулся лицом в ее волосы. Они были нагреты жарким майским солнцем и горячо пахли фиалками. Володька почувствовал, как у него закружилась голова, и снова удивился: никогда и ничего подобного не испытывал, а ведь женщин у него было очень много, и он полагал, что знает о них и о себе абсолютно все. Девушка тоже словно оцепенела, прижавшись к его плечу, и, казалось, их никогда не растащат — они так и останутся сидеть здесь до скончания века. Это были те редкие минуты, которые значат больше, чем долгие годы, проведенные вместе, чем сотни и тысячи произнесенных вслух слов.

Володя чувствовал, что полностью счастлив. Он понимал, что после ему предстоит решать, оставаться с Никой или забыть о ней; рассказывать ей о себе всю правду или скрывать до последнего; а еще придется выяснять, хочет ли она оставаться с ним или уже дала слово кому-нибудь другому. И еще ждет его много неприятных минут. Но все это потом, когда-то. А сейчас имеют значение только ее волосы, пахнущие фиалкой, светящиеся зеленые глаза и негромкий плеск волн. Это и есть настоящее счастье…

* * *

Потом мы встали и отправились вверх, к филармонии. Шли и болтали о каких-то пустяках, но я понимала, что эти минуты, проведенные у реки, останутся с нами всегда и свяжут нас крепче любых уз. Мне было прекрасно и страшно одновременно. Уже много лет я жила одна, и мне нравилось это состояние.

Конечно, я говорю не всю правду, когда расхваливаю свое одиночество.

Это паршивое состояние, и порой хочется взвыть на луну или кухонный шкаф — какая, собственно, разница, на что выть от тоски. Иногда я колочу чашки о безответную стену и скрежещу зубами, чтобы не плакать. Плакать я не люблю, а тоска случается страшная, и надо же ее чем-нибудь заглушить. Но с другой стороны, я уже твердо знаю, что все решаю сама. Сама отвечаю за свои поступки, сама распоряжаюсь собой. И никем, кроме себя, не рискую.

Когда-то давно все было иначе, и я очень дорого расплатилась за то, что не мыслила себя без другого человека. Того человека…

В последнее время судьба расщедрилась и преподнесла мне сразу два бесценных подарка — две встречи, каждая из которых стала бесконечно важной и необходимой. О таких встречах мечтают все без исключения, а тот, кто говорит, что не мечтает, тот просто скрывает истинное положение вещей. И именно поэтому я боюсь. Я уже давно выучила, что такие подарки не раздаются даром. И что от меня потребуется взамен? От сладких грез мы очнулись уже на Петровских аллеях. И я этому не удивилась: всю свою жизнь я сталкиваюсь с какими-то странными и неожиданными вещами. Успела привыкнуть. Судя по всему, и Володя тоже не вздрагивает от неожиданностей — этот человек явно привык и к опасности, и к крайнему напряжению сил и нервов, и держать себя в руках тоже привык.

Я уважаю людей, которые не расслабляются даже в самые удивительные и трепетные минуты своей жизни, но и не склонна полностью доверять им.

Оглянувшись несколько раз — а надо заметить, что, несмотря на прекрасную погоду, Петровские аллеи были малолюдны и всего несколько человек шло за нами, — Владимир Ильич заметил:

— Как ты относишься к навязчивым людям?

— Крайне отрицательно.

— А у тебя никогда не возникает желания оставить такого человека с носом, пусть он даже и не специально за тобой ходит? По чистой случайности?

— Хочешь сказать, за нами кто-то идет?

— Вроде того, — широко улыбнулся он.

Я осторожно осмотрелась. Неприятный тип, о котором сразу подумала, в поле зрения не попадал. Скорее всего его тут и не было.

— Парень в джинсовом жилете, — подсказал Володя, наклоняясь к моему уху. — Он уже довольно давно за нами идет. Чистая случайность, но меня такие случайности раздражают. Я слишком независимый человек.

Я слушала его и думала: «Врешь ты все про свою независимость. Тебе так же неприятен этот парень, как мне — мой тип. Почему не сказать откровенно? Не потому ли, что у тебя есть такие же секреты, как и у меня?» Понятно, что этими размышлениями я с ним делиться не стала, а спросила как можно более азартно:

— Так что ты там говорил про «оставить с носом»?

— Есть один простой выход, если ты согласна, конечно. Если доверишься мне.

— Целиком и полностью, — энергично закивала я головой.

— Тогда держи медведя крепко-крепко.

Ну почему мой драгоценный ангел-хранитель не вмешался в этот разговор? Почему не остановил меня? Если бы я знала, на что соглашалась…

Володя легко подхватил меня на руки и решительно шагнул с тротуара на газон. Если вы помните, Петровские аллеи отличаются тем, что расположены на нескольких холмах и змеятся по ним бесконечно долго. Это как мини-дорога в горах, где справа высится неприступная земляная стена, а слева — обрыв, крутой спуск, земляной вал, поросший деревьями. Карабкаться вверх по такому откосу — дело хлопотное и трудное. А спускаться вниз — и того хуже. Вполне можно свихнуть себе шею. Так что я не сильно обрадовалась, когда мой драгоценный кавалер окинул предстоящий путь одним цепким взглядом, словно в прицел поглядел, а затем побежал вниз.

Я никогда не занималась большим слаломом и теперь уверена, что никогда и не буду. Потому что этот его легкий бег среди деревьев, которые вырастали на пути совершенно внезапно, и он огибал их на сумасшедшей скорости, и совершал гигантские прыжки через рытвины, камни и пни, а также изящные скольжения на особенно крутых поворотах — все это и сделало меня равнодушной к горнолыжному спорту. И к бегу по вертикальным плоскостям. Я только вцепилась в медведя и широко раскрытыми глазами смотрела перед собой. Мне бы закрыть глаза, но я была так напугана, что на это сил не хватало.

Короче, путь, на который у приличных людей уходит минут двадцать быстрым шагом, мы преодолели за две или три, нисколько при этом не пострадав (если, конечно, не упоминать о моих несчастных нервах). Когда Володя бережно опустил меня на землю, я взяла себя в руки и даже улыбнулась.

— Не испугалась? — спросил он.

Этот нахал даже не запыхался. И голова у него, судя по всему, не кружилась. Тоже мне Джеймс Бонд! Но и мы не лыком шиты, и я ответила гордо, как истинная Джеймс Бондиха:

— Конечно нет. Я же вижу, с кем имею дело.

Мы переглянулись, как два заговорщика, и задрали головы вверх. Оттуда, из-за кустов жасмина, таращился на нас тот самый парень, — жаль, далеко было и выражения его лица я не видела. Впрочем, невелика потеря, могу просто догадаться. Правда, то, что он за нами наблюдал, еще ни о чем не говорит. Этот головокружительный спуск двух самоубийц мог бы привлечь внимание даже медитирующего йога.