Всю дорогу до метро мы проделали в совершеннейшем одиночестве.

Если за нами кто и следовал, то наверняка остался далеко позади. Продолжать слежку могли только с вертолета, какового не наблюдалось.

Я медленно шла, опираясь на Володину руку, и думала о том, что вот мы встретились — два странных человека, каждый со своим прошлым, и оно — это прошлое — стоит у нас за спиной, не давая жить и дышать. Не знаю, о чем думал мой спутник, но не удивлюсь, если о чем-то похожем.

Внезапно Володя встрепенулся:

— Через несколько дней мне придется уехать. Ты меня дождешься?

— Ты так серьезно спрашиваешь, словно собираешься в крестовый поход. Дождусь, конечно. Кстати, ты надолго едешь?

— Сам не знаю, — вздохнул он. — Я еще плохо представляю себе суть работы.

Здесь и оказалось бы очень уместно спросить его, а кем он, собственно говоря, работает. Но я не стала этого делать, потому что не верила в то, что Володя сможет сказать мне правду. И этим он очень напоминал мне того человека. А я не люблю ставить дорогих мне людей в неудобное или безвыходное положение. Если не хочешь, чтобы тебя обманывали, — не задавай лишних вопросов. Золотое правило.

И еще — сколько мы сегодня говорили, сколько прочувствовали. А он так и не задал мне ни одного вопроса обо мне самой. Я уже достаточно умудрена жизнью, чтобы понимать, как ко мне относится человек, — Владимир Ильич относился весьма серьезно. И тем не менее он совсем не хотел ничего обо мне знать. Я была ему за это очень благодарна. Не люблю вспоминать свое прошлое и вовсе уж не люблю лгать, пусть даже эта ложь просчитана от первого и до последнего слова.

* * *

Вас, вероятно, интересует, как я могу столь несерьезно относиться к тому, что творится со мной и вокруг меня. В дом кто-то проникал, противные типы шастают по пятам и дышат в затылок, кто-то толкает под колеса и пишет угрожающие послания, а с подругой приключилось такое, что вообще ни в одни ворота не влезает, — и все вместе смотрится совершенно неприглядно, а у меня на уме сплошные мужчины и личная жизнь.

И вы будете совершенно правы — я веду себя неосмотрительно и безрассудно, но такая уж я уродилась. Все, что происходит вовне, волнует меня гораздо меньше, чем то, что совершается внутри меня. Это не значит, что данный способ восприятия мира самый правильный, и вы можете поступать диаметрально противоположным образом. Но я остаюсь при своем мнении. Я даже догадываюсь, что если печальный инцидент, происшедший с Леночкой, связан с ее намерением рассказать мне, как в доме кто-то находился в мое отсутствие, то в телефоне должен обнаружиться предмет, именуемый «жучком», — иначе как бы «они» могли узнать о нашем разговоре и принять меры так быстро. Но вместо того чтобы пугаться, следует призвать на помощь логику, пусть даже и женскую.

Если бы меня хотели убить, то давно уже это сделали бы. Теперь такие проблемы решаются просто и быстро. То же самое могло бы произойти и с Еленкой, но предпочли ограничиться «показательным выступлением» (слава Богу!). Кстати, весьма дорогим и эффектным. Значит, чего-то хотят от меня. Даже немного догадываюсь чего. Но, судя по поведению моих незримых «опекунов», знают они обо мне до смешного мало. Вот и вынюхивают и высматривают, где только можно. А что касается происшествия в метро — то это скорее, чтобы попугать. Надо признаться, испугать им меня вполне удалось: я же нормальный человек, инстинкт самосохранения у меня работает вовсю, и страх я испытываю. Но вот последствия моего страха уже непредсказуемы. И поэтому — что бы ни думали по этому поводу мои таинственные визави — играем мы вдвоем, друг против друга, а не только они против меня.

Так и есть — «жучок» имеет место быть, и мне даже стало приятно, что он там обнаружился. Лучше иметь дело с предсказуемыми вещами, нежели с тем, что ты просчитать не можешь.

Как вы и догадались, трогательное свидетельство чьего-то горячего участия и интереса к моей скромной персоне я оставила на месте нетронутым.

Все мы росли при советской власти, и это обстоятельство научило людей моего поколения быть осмотрительными. Особенно если воспитывали нас бабушки и дедушки, прошедшие незабываемый тридцать седьмой год. Так что по телефону я выдаю исключительно простую, незамысловатую и совершенно законопослушную информацию, к которой не подкопаешься. Даже с очень близкими людьми предпочитаю щебетать и нежничать только при личной встрече, справедливо полагая, что поцелуи и страстные вдохи-выдохи в телефонную трубку ни собственно телефону, ни мужчине удовольствия все равно не доставляют. Это привычка, впитанная с молоком матери. И с этой точки зрения за свою безопасность я почти спокойна.

Вот если бы «жучок» был удален… О, тогда у моего незримого «друга» возникли бы некоторые подозрения: а откуда это обычная женщина, которая небось и гвоздь в стенку вбить не может, знает что-то о подслушивающих устройствах и способах борьбы с ними? И даже если он полагает меня не совсем обычной, пусть лучше будет уверен в том, что ловко сумел меня обмануть. Уверенные люди гораздо чаще совершают ошибки.

Информация не по существу, просто похвастаться: я могу и гвоздь в стенку вбить, и телевизор починить, и паять способна неплохо, но признаваться в этом не собираюсь даже на исповеди — иначе ведь могут и заставить все это делать…

Другое дело — кто из моих новых знакомых имеет прямое отношение к остальным событиям, а кто просто случайно встретился в то же время, что и разыгралась эта катавасия. Оба ли они приставлены, чтобы наблюдать за мной, так сказать, вблизи? Или только Владимир Ильич? Правда, похоже, что у него своя история. Тогда Разумовский со своим таинственным «Ахиллом»? Жаль было бы, если кто-то из них в действительности относится ко мне как к очередному заданию. Но что бы я про них ни думала, это не помешает мне наслаждаться их обществом до последнего — такие минуты в жизни случаются не часто. Тем более если они замешаны во всех событиях, то никуда мне от них не деться — разве что подошлют кого-нибудь еще, и вряд ли следующие «наблюдатели» окажутся такими же приятными. Если же молодые люди ни сном ни духом об этой кутерьме, то и подавно глупо расставаться с ними.

Все эти поистине гениальные мысли приходили мне в голову, пока я занималась вечерним туалетом. Ухватив на кухне бутылку минеральной воды, а в шкафчике — пару масок и нежную пенку из пророщенной пшеницы, я отправилась в ванную. Умываясь шипящей газированной водой, я наслаждалась тем, как она покалывает кожу, заставляя ее расправляться и розоветь. Затем на несколько минут застыла перед зеркалом, пристально рассматривая себя. Дело в том, что вот уже несколько лет я веду отчаянную борьбу со страшным врагом — временем и мне просто необходимо постоянно выходить из этой борьбы победителем. В двадцать пять лет глупо выглядеть на свои — нужно казаться еще моложе. И если возраст, указанный в паспорте, дается мне без труда, то состояние цветущей юности с каждым днем достигается все большими ухищрениями. И признаюсь откровенно, нервотрепка не добавляет мне ни здоровья, ни красоты.

Так, маску на лицо, а теперь маленький аутотренинг: «Мне — двадцать с небольшим, мне — двадцать с небольшим…» Черт! Сколько лет прошло, а все еще трудно привыкнуть.