Пришелец уходил в чащу. Красная куртка мелькала между деревьев, в воздухе звучал хруст шагов. Я бросился за ним, хотя ноги не слушались после падения и меня мотало, как и его. Но все же шаг у меня был шире, и дистанция начала сокращаться… Пришелец почувствовал это и притормозил. Я понял, что сейчас он снова шибанет меня телепатией (телекинезом), и, упреждая этот ход, прыгнул за березовый ствол. В следующую секунду воздух вокруг содрогнулся от незримого толчка. Ствол, за которым я прятался, потряс нешуточный удар. Береза зашаталась, на плечи посыпались мелкие ветки.

Вряд ли мне удалось бы его догнать. Следующая психокинетическая атака могла оказаться гораздо точнее. Удар о дерево, смещенные позвонки - и я остался бы лежать посреди тайги, не в состоянии пошевелиться, бессильно наблюдая, как снег покрывает лицо, а лесные звери пожирают ноги. Догнать чучело в красной куртке практически не было шансов. Но помог случай.

Оглядываясь в очередной раз, пришелец запнулся о скрытый под снегом валежник и рухнул ничком. Голова с глухим стуком ударилась обо что-то под снегом, лишив беглеца девяноста процентов двигательной активности. Нет, он не вырубился и даже пытался подняться, но это у него получалось, прямо скажем, не слишком успешно. О телекинезе в тот момент папуас точно не помышлял.

Я понял, что в этот раз удача повернулась ко мне фартовой стороной.

Пытаясь подняться во второй или в третий раз, гуманоид вдруг обнаружил, что на его филейную часть наехала широкая стальная лыжа, и двести пятьдесят килограммов гусеничного механизма, плюс восемьдесят килограммов живого веса, дружно вдавили его в сугроб. Бульвум задергался, завопил, пытаясь вырваться. Звучало это словно дребезг расстроенных гитарных струн.

Я спрыгнул в снег.

- Спасибо, дружище! - Лимонный обтекатель "Бурана" удостоился ободряющего похлопывания. Обойдя нос снегохода, я встал над гуманоидом: - Ну что, тварь, добегалась?

На спине куртки белела надпись "Коламбиа" - кто-то из института нарядил его в поездку, чтобы не замерз. Из-под задранных рукавов и отогнутого ворота выглядывал обтягивающий полупрозрачный комбинезон. Насколько мне известно, такая одежка хорошо спасает от радиации. От холода, вероятно, тоже. Лицо я опять не разглядел, только затылок, дергающийся, когда пришелец пытался выдрать голову из снега… Нужно побыстрее с ним разделаться, пока не набрался сил и не начал работать мозгами на полную мощь своих паранормальных способностей.

- А теперь объясни мне популярно, почему ты остался жив, когда остальные мертвы, а? - со злостью спросил я. - И куда ты вообще намылился?

Пришелец вывернул шею и попытался посмотреть на меня. Из-под снега вынырнул карий глаз. Маленький рот что-то булькнул в ответ, плюнув снежными крошками. Только тогда я понял, что инопланетное устройство, переводящее с языка фергов на человеческий, осталось в подземном бункере института. Твою неваляху, как же его допрашивать? Придется объясняться на языке жестов. К счастью, я знал несколько общепонятных.

Бульвум удостоился двух смачных пинков под ребра. Тело пришельца проняла болевая судорога, на лбу собрались тонкие морщинки, из маленького рта вырвалось горловое "ых!". Однако он не застонал, не взвыл, а продолжал напряженно смотреть на меня торчащим из-под снега карим глазом.

- Что ж… не хочешь разговаривать, тогда прощай.

Я приставил ствол "Грача" к маленькой площадке в районе серого виска. Палец уперся в спусковой крючок, пуля в глубине ствола приготовилась вынести высококачественные инопланетные мозги - а пришелец пялился на меня своим глазом, в котором было лишь презрение и никакого страха.

В тот момент меня распирало от ненависти. За сбитый вертолет. За сожженные вездеходы. За нападение на мирный поселок. Я готов был с радостью отдать пулю за жизнь посланца из космоса, и палец уже собирался осуществить этот обмен. Лишь холодный голос рассудка, пробившийся сквозь пелену злобы, настойчиво повторял, что убивать пришельца нельзя. Он единственный, кто знает место захоронения "желтой плесени". Любая ошибка или неточность, допущенная им в описании тайника, сыграет роковую роль.

Нельзя его убивать.

Я опустил пистолет.

Внутри клокотал яростный протест той части, которая желала расстрелять пришельца, не взирая на возможные последствия. Вместо этого я поднялся с коленей. Включив заднюю скорость, сдал снегоход назад, освобождая придавленное тело. Почуяв свободу, Бульвум зашевелился, стал выползать из-под лыжи, я подхватил его за плечо и поставил на ноги. Роста он был невеликого, на голову ниже меня, но под тканью пуховика пальцы нащупали плотные узлы мышц. Не такой уж он и хлюпик, каким кажется на первый взгляд.

Я сунул ствол ему под лопатку.

- Попытаешься рыпнуться - и решишь один мой очень сложный выбор.

Он, конечно, не понял ни слова. Но жест с приставленным пистолетом был достаточно выразительным. Залепленное снегом лицо осторожно повернулось ко мне. И вновь в больших глазах не было страха - лишь ожидание того, что я буду делать дальше.

- Я тебя пощажу, тварь. Уберу пистолет, а ты не попытаешься шандарахнуть меня телекинезом. Договорились?

По глазам пришельца было уже не разобрать, что они выражают. Чувствуя, что совершаю большую, просто чудовищную ошибку, я медленно опустил пистолет.

- Видишь? Я не буду в тебя стрелять. Я всего лишь…

Серые жилистые руки вдруг вцепились в отвороты моей фуфайки и сильно толкнули. Я потерял равновесие. Позади затрещали еловые сучья, ломаемые моей спиной. Неистовый комок мышц напирал спереди, заталкивая меня в заросли, а я ничего не мог с этим поделать - только нелепо размахивать руками и падать, царапая иголками запястья.

Падение остановил ствол, в который я врезался затылком. Пришелец прижал меня к дереву, навалившись всем телом и не давая набрать воздуха в грудь. Комья снега с его лица размазались по фуфайке. Растерянность сменилась злостью на этого гада, с которым я собирался поступить по-человечески, чего он не понял. Все-таки надо было его сразу порешить, пока имелась возможность, а сейчас…

Я вдруг обнаружил, что сейчас возможность тоже имеется. "Грач" остался в руке, пришелец его не тронул. Я вполне мог согнуть локоть, чтобы приставить ствол к грушевидному черепу и проделать в нем аккуратное девятимиллиметровое отверстие. Только надо ли? Блестящие глаза, размером с донышко стакана, смотрели вовсе не на меня, а куда-то в чащу.

- Что там?

Пришелец больно ткнул меня в грудь. Дескать, не разговаривай! Обиженно сомкнув челюсти, я проследил за его взглядом и в первый момент ничего не увидел в вязком сумраке, обволакивающем пышные еловые лапы и прутья кустов, торчащих из снега. Лишь через несколько мгновений, когда глаза присмотрелись к подлеску, я разобрал среди ветвей очертания высокой фигуры.

Бульвум сильнее прижал меня к стволу, давя в зародыше любые потенциальные звуки, исходящие из меня. Беспокойный ветерок прошелестел по щекам. Продиравшийся сквозь чащу незнакомец не на шутку взволновал моего большеголового друга. Впрочем, меня он тоже взволновал. Я пытался его рассмотреть, но увидел немного.