class="stanza">

Я послушалась голоса тайного:

Коль бессильны все чары недобрые,

Так поможет мне сила небесная,

  Сила Божия!

Целый год я молилась и плакала,

Разодрала одежды волшебные

И надела вериги тяжелые

  На младую грудь.

– Слава Богу на небе и мир земле!

Вот настало и утро желанное, –

Расцвело в моем садике деревцо,

Все покрыто цветами душистыми,

  Белоснежными.

На востоке заря занималася,

Ярко вспыхнуло небо лазурное…

Вижу, едет опять мой возлюбленный

  На коне своем.

И смутилася я, и запряталась

За моим расцветающим деревцом,

За цветами моими душистыми,

  Белоснежными.

Лишь подъехал поближе возлюбленный –

Приглянулось ему мое деревцо,

Начал рвать он цветы белоснежные…

  И нашел меня…

– Есть ли счастье на свете сильней любви?

Распустила я волны волос моих

И закрылася ими от милого,

Но не скрылись вериги тяжелые

  От очей его.

Наклонился ко мне мой возлюбленный,

Приподнял он забрало железное,

И увидела я лучезарный лик

  Неземной красы!

Взял мой милый тогда меня за руки,

Крепко к сердцу прижал и промолвил мне:

«Ты теперь мне милей света белого,

  Я люблю тебя!»

Посадил он меня на коня к себе

И щитом золоченым прикрыл меня,

И умчал меня в даль недоступную,

  В свой чудесный край…

– Слава тем, чья любовь побеждает смерть!

Сонеты

Сонет IV

С томленьем и тоской я вечера ждала

И вот сокрылся диск пурпурного светила,

И вечер наступил, и синей дымкой мгла

И горы, и поля, и лес заворожила.

Желанный час настал… Но светлые мечты

Не озарили счастьем грудь мою больную;

Одна, при виде тайн вечерней красоты,

Еще мучительней томлюсь я и тоскую.

Как хорошо вокруг… Зачем же грустно мне?

Должно быть, счастья нет ни в розах, ни в луне,

Ни в трелях соловья, ни в грезах вдохновенья,

Должно быть, есть другой могучий талисман, –

Не бледная мечта, не призрачный обман,

Но жизни вечный смысл, и цель, и назначенье.

1890

Сонет V

В святилище богов пробравшийся как тать

Пытливый юноша осмелился поднять

Таинственный покров карающей богини.

Взглянул – и мертвый пал к подножию святыни.

Счастливым умер он: он видел вечный свет,

Бессмертного чела небесное сиянье,

Он истину познал в блаженном созерцанье

И разум, и душа нашли прямой ответ.

Не смерть страшна, – о, нет! – мучительней сознанье,

Что бродим мы во тьме, что скрыто пониманье

Глубоких тайн, чем мир и чуден и велик,

Что не выносим мы богини чудной вида,

Коль жизнь моя нужна – бери ее, Изида,

Но допусти узреть божественный твой лик.

1891

Сонет V

В святилище богов пробравшийся как тать

Пытливый юноша осмелился поднять

Таинственный покров карающей богини.

Взглянул – и мертвый пал к подножию святыни.

Счастливым умер он: он видел вечный свет,

Бессмертного чела небесное сиянье,

Он истину познал в блаженном созерцанье

И разум, и душа нашли прямой ответ.

Не смерть страшна, – о, нет! – мучительней сознанье,

Что бродим мы во тьме, что скрыто пониманье

Глубоких тайн, чем мир и чуден и велик,

Что не выносим мы богини чудной вида,

Коль жизнь моя нужна – бери ее, Изида,

Но допусти узреть божественный твой лик.

1891

Под небом Эллады

Гимн Афродите

Веет прохладою ночь благовонная

И над прозрачной водой –

Ты, златокудрая, ты, златотронная,

Яркою блещешь звездой.

Что же, Киприда, скажи, светлоокая,

Долго ль по воле твоей

Будет терзать эта мука жестокая

Страстные души людей?

Там, на Олимпе, в чертогах сияющих,

В дивном жилище богов,

Слышишь ли ты эти вздохи страдающих,

Эти молитвы без слов?

Слышишь, как трепетно неугомонное

Бьется в усталой груди?

Ты, златокудрая, ты, златотронная,

Сердце мое пощади!

1889

Легенда желтых роз

Мы на холме священном расцвели,

Под тенью мирт; меж наших кущ, в пыли,

Рукою времени безжалостной разбиты,

Лежат развалины: здесь прежде чудный храм

Воздвигнут был в честь юной Афродиты, –

Приют любви и смертным и богам,

Где голуби Кипридины, воркуя,

Не заглушали звуков поцелуя,

И не смущал бряцанием цепей

Влюбленных пар суровый Гименей…

И мы росли, мы пышно увядали,

Мы алым цветом взоры восхищали,

И цвет наш – означал любовь…

Но раз к порогу мраморной святыни

Пришла красавица, печальна и бледна;

С осанкой царственной и поступью богини,

Приблизясь к храму, молвила она:

«– Сюда, к жилищу граций и харит,

Пришла и я, истерзана тоскою…

Здесь все блистает радостью одною,

Все о любви, о счастье говорит…

Вокруг меня повсюду розы, розы!..

Завидую вам, милые цветы:

Вы счастливы… Богиня красоты,

Тебе несу моления и слезы…

Пойми меня… я гибну… пощади!..

Перстами дивными коснись моей груди…

Ужель навек мои умчатся грезы,

Как сладостный, как мимолетный сон?

И не поймет, и не узнает он,

Как я… Сильней благоухайте, розы,

И заглушите сердца стон!..»

Так говоря, она смотрела вниз,

Где на ристалище, луною освещенный,

Меж сверстников, прекрасный как Парис,

Стоял Тезея сын. Борьбою увлеченный,

Метая диск искусною рукой,

Не видел он в игре своей беспечной,

Как чей-то взор с