Тамара поднялась и взяла у меня поднос с едой, до которой я даже не дотронулась.

— Вы не знаете, у него не было каких-нибудь психических отклонений? Ну, скажем, взрывов эмоциональных, может, он бывал иногда агрессивен, проявлял ли он по отношению к женщинам что-нибудь похожее на садизм?

Мне неприятно было задавать эти вопросы. Но что поделать — судьба у меня такая.

Тамара снова опустила поднос, только теперь уже на тумбочку.

— Понимаете, мне кажется, что женщины к нему тянулись — да и тянутся, — потому, что он… необыкновенный мужчина. Да, вы правы. Он любил что-то изощренное, но в пределах допустимого.

— Какого цвета его постель?

— Он любит черные простыни и подушки, но вот в последний раз он показывал мне очень красивое велюровое покрывало красного цвета, а к нему — две круглые китайские подушки из пунцового шелка, гофрированные…

Живут же люди! Пока ты тут лежишь с разбитой башкой и ищешь одного извращенца, другой в это время тратит миллионы на постель, чтобы затащить туда очередную жертву. Я не ханжа, но нельзя все же из физической любви делать культ.

Хотя каждый живет так, как хочет.

— Тамара, мне нужно выйти отсюда. Вы мне скажите, какие лекарства принимать и чем колоться, а я уж как-нибудь сама. Понимаете, я не имею права лежать здесь, пока убийца на свободе.

— Вы запомнили номер ящика, куда отдали свою одежду?

— Нет. Очевидно, я была в таком состоянии…

— Ой… Извините. Я заговорилась. — Тамара ушла и вернулась с полотняным мешком, в котором лежала моя одежда.

Я достала ее и поняла, что в таком виде показываться на людях нельзя.

— Вы не все вытряхнули, там что-то осталось на дне, — сказала Тамара, помогая мне вывернуть длинный полосатый мешок.

Из него выпало что-то серое и тоже выпачканное в крови. Но если моя одежда была испачкана моей кровью, поскольку я была ранена в голову, то это что-то, оказавшееся мужской рабочей курткой, было забрызгано кровью чужой.

Тамара расстелила куртку на полу.

— Большой размер. Неужели это его куртка?

Я наклонилась и потянула носом. Вот он, специфический запах, который так напоминает мне яблоки. Куртка грязная, засаленная. Какой подарок для Влада!

И тут, вспомнив, что мне надо было срочно позвонить ему, чтобы справиться обо всех убийствах, которые произошли на кафельном ландшафте, я попросила Тамару провести меня к телефону.

— Это-то пожалуйста, но как же вы выйдете отсюда в таком виде? Хотите, я одолжу вам что-нибудь из своей одежды? У меня здесь есть джинсовый сарафан и блузка. Я в этом пропалываю цветы на клумбах или подметаю больничный двор, когда дворник уходит в запой. Вы не обидитесь?

— Нет. Несите сюда.

Спустя четверть часа я выходила из больницы, так и не позвонив Владу. Телефон не работал.

На мое счастье, в мешке с одеждой я, кроме важной улики (куртку я спрятала в целлофановый пакет), нашла и свою сумку. Как ни странно, все было на месте. Даже пистолет и деньги.

Перед тем как отправиться на такси домой, я попыталась дозвониться до Влада из телефона-автомата. Но мне ответили, что Влад ушел домой. Жетонов у меня больше не было, и я решила, что позвоню ему из дома. Так я называла теперь квартиру, где пряталась.

И вдруг я увидела приближающуюся ко мне высокую фигуру. Это был Клаус. Он вычислил меня.

На улице было уже темно. Вокруг — ни души. Моя голова звенела, как церковный колокол. От голода подкашивались ноги.

Раздался выстрел. Прямо около моего уха обломилась ветка дерева.

Я бежала. Бежала что есть силы. Я понимала, что он хочет отомстить мне за причиненные мной унижения. Кроме того, очевидно, в листке с шифровкой заключались весьма ценные сведения.

Продираясь сквозь густой кустарник, я выбралась на небольшую улочку и, увидев в самом ее конце арку, добежала и нырнула в нее. В полной темноте, вздрагивая от эха собственных шагов, я вышла на слабо освещенный заасфальтированный пятачок и поняла, что оказалась в глухом маленьком дворике. Подъезды с кодированными замками. Помощи просить не у кого.

Я встала по левую сторону от арки и стала ждать Клауса.

По звуку шагов я определила, что он не один. И тут я услышала голоса. И без труда узнала их. Клаус и Храмов. На ловца и зверь бежит.

— Я точно видел, что она вбежала в эту арку, — говорил Клаус.

— Я знаю этот двор, отсюда нет выхода, — ответил Храмов. — Если ты хочешь, чтобы она отдала тебе листок, будь осторожнее. Она где-то здесь, поблизости. Стреляй в ноги.

Услышав это, я поняла, что одной разбитой головой этот день не обойдется. Они хотят превратить меня в калеку.

Я достала пистолет Клауса — трофейное оружие — и зарядила его.

Высунув голову, увидела приближающихся в мою сторону двух мужчин. За их спинами светился бирюзовый овал арки, что делало мое положение более выигрышным. Ведь они-то шли в полную темноту.

— Я последую вашему совету, Валентин Георгиевич, старая вы сладострастная скотина! — загремела я на всю арку — эхо разнесло мой разгневанный голос по всему двору. — Прикройте руками ваш жизненно важный орган, без которого вы не сможете прожить и дня, чем-нибудь пуленепробиваемым! Ну! Живо! — крикнула я и пальнула прямо ему под ноги. Раздался стон, переходящий в хриплое рычание.

— Ну что, режиссер, хорошая получилась сцена?

Я видела, как он корчился, зажимая руками пробитую пулей щиколотку или что-то в этом роде.

Клаус вжался в стену.

— Если ответите мне, господин Клаус Круль, правду, то я оставлю ваши чистые немецкие ноги в целости и сохранности. Ну?!

— Что ты хочешь узнать, маленькая дрянь, которая сует нос не в свои дела?

— Джип «Чероки» — твоя работа?

— Нет.

Я выстрелила ему в ноги. Попала. Он вскрикнул и присел.

— Повторяю. Джип «Чероки» — твоя работа?

— Не стреляй, я все равно скажу, что нет. Зачем ты взяла мою записку?

— Это не вопрос. Ты должен спросить: сколько ты хочешь, девочка, за секретную информацию? Вот тогда это будет разговор, — говорила я громко, в надежде, что кто-нибудь в доме, услышав перестрелку, хотя бы вызовет милицию.

Но послышался один выстрел, затем еще и еще. Это стрелял Клаус. И целился он уже не в ноги, как я, а в голову. Пули свистели возле моего виска. Если эта парочка доберется до конца арки, во двор, то я пропала.

Я с силой швырнула сумку на землю. Это было похоже на звук падающего тела. Я застонала и выругалась.

— Слышь, ты ее ранил. Или убил, — сказал Храмов.

— Мало ей. Ты знаешь, сколько денег я ей отвалил, чтобы она только развязала меня?! Эта волчица добегается.