Она вошла в тёмную комнату и замерла на пороге. Джек уже был здесь – Олеся научилась узнавать о его присутствии в кромешной черноте.

– Мне начинает казаться, что моё наличие рядом с тобой тебе уже не нужно, – начала она совсем не с того, с чего хотела.

В ответ – молчание. И только едва приметный шорох говорил о том, что незнакомец всё же здесь и слышал её.

– Как только оно перестанет быть мне нужным, ты узнаешь об этом первой.

Олеся силилась понять по голосу Джека, в каком он настроении, но не могла. Лишь только прошла к своему обычному месту и устроилась на самом краешке кресла.

– Ты жалеешь о том, что случилось в нашу последнюю встречу?

– А ты?

– Я – нет.

Снова молчание, заставляющее сжимать и разжимать пальцы рук, сцепленные в замок на коленях.

– Но и не хочу, чтобы это повторилось, – добавил Джек, и Олеся испытала… разочарование.

– Почему?

– Потому что это всё усложняет.

– Усложняет… – Олеся не выдержала, и с губ её сорвался нервный смешок.

Куда уж больше? – хотелось ей задать вопрос, но она не стала этого делать. В целом, Джек действительно был прав – легче не становилось. Напротив, к клубку эмоций, вопросов, остающихся без ответов, и попыток не ошибиться прибавились ещё и чувства. Острые, выматывающие чувства.

– Ты ответишь мне на несколько вопросов? – уточнила она, когда тишина вновь стала давить со всех сторон.

– Отвечу на те, на которые смогу.

– Скажи, ты не выходишь из дома? Вообще?

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне это важно. Ответь.

– Нет. Не выхожу.

– А мне самой можно выходить куда угодно?

– Кажется, я ничего не запрещал тебе. Или запрещал? Хотя, если бы и запретил, мы оба знаем, что ты думаешь об этих запретах.

Олеся сделала глубокий вдох. Он был прав, но и не прав одновременно.

– Если я встречусь с человеком, у которого ко мне есть деловое предложение, ты будешь против?

– Кто-то ещё хочет услышать, как ты умеешь рассказывать сказки? – В голосе Джека послышались язвительные нотки.

– Нет. Я пока не знаю, что это будет за предложение.

– Так твой первый вопрос связан с тем, что ты сама готова прекратить наши встречи?

Он произнёс эти слова, и Олеся ощутила, что ей становится нечем дышать. Неужели он не понимает, насколько глубоко она уже погрузилась в это всё? Неужели не осознаёт, что страх лишиться этих свиданий в темноте настолько острый, что должен чувствоваться на расстоянии?

Вместо ответа Леся поднялась на ноги, подошла к Джеку и несмело прикоснулась к рукаву его пиджака. Ей показалось, что незнакомец может в любой момент отстраниться и уйти. Напряжение, витавшее между ними, ощущалось физически.

Но она не собиралась отступать. Положила руки на плечи Джека, потянулась губами к его губам и когда коснулась их, почувствовала, что они сжаты в строгую линию.

– Я же уже сказала, что ты приручил меня, мой пират. Ты мне не веришь?

Он не произнёс ни слова, но расслабился, и Олеся углубила поцелуй. Сначала провела языком по его губам, а когда Джек ответил, едва не застонала, чувствуя жадность, которая накатывала со всех сторон. Жадность и потребность выплеснуть всю ту страсть, что бушевала в венах, и отклик на которую она ощущала от Джека.

– Я уже сказал, что ты можешь делать всё, что тебе заблагорассудится, моя Леди, – отстранившись, выдохнул незнакомец ей в губы, пока Олеся пыталась совладать со сбившимся дыханием. – Единственное, чего я не потерплю – лжи.

Теперь он поцеловал её сам – жёстко и отрывисто, причиняя боль тем, как сминал её губы. И, не успела Леся сказать ни слова, как Джек оставил её, отступив и покинув тёмную комнату.

***

В своей жизни Артур Шервинский больше всего не любил две вещи: плохо приготовленные блюда и когда что-то шло не так, как он того хотел.

И если с первым проблем Шервинский практически никогда не знал, будучи сам опытным ресторатором, то со вторым пунктом у него в последнее время намечался некоторый напряг.

И у этого напряга было вполне конкретное имя – Олеся Александрова.

Постукивая кончиками пальцев по столу, он размышлял о том, что делать дальше, если она все же откажется прийти к нему на встречу со своим так называемым «любимым мужчиной». Думая об этом, Артур даже пренебрежительно фыркнул – если она хотела остановить этим его поползновения в свою сторону, расчет явно не удался. Даже напротив – добавил ему азарта в том, чтобы, несмотря ни на что, получить желаемое.

Он уже подумывал набрать ее сам, чтобы напомнить о своем существовании, но в этот момент его айфон завибрировал, высветив на экране ее имя.

– Да, – коротко откликнулся он, пряча за сдержанно-ленивым тоном разлившуюся по нутру радость.

– Артур, это Олеся.

– Я узнал, – издал он короткий смешок.

– Я звоню сказать, что если твое деловое предложение в силе, то я готова с тобой встретиться.

Он внутренне возликовал, но голос звучал спокойно, когда ответил:

– Прекрасно. Через час в ресторане «Bella vita» на проспекте Мира тебе подойдёт?

– Думаю, да. Я успею.

– Вот и отлично, буду ждать.

Закончив звонок, он откинулся на спинку дивана с удовлетворенной улыбкой.

– Привет, – поздоровалась Олеся, когда официант проводил ее к столику, за которым он терпеливо прождал условленный час.

Дождавшись, когда Олеся устроится напротив, Артур вопросительно вскинул бровь и насмешливо отметил:

– Вижу, ты пришла одна.

Она неловко замялась, а он, ожидая ответа, с интересом ее рассматривал.

Она явно собиралась на скорую руку – косметики на лице почти нет, если не считать туши и лёгкого слоя блеска для губ; оделась она также просто – джинсы и скромный, явно не из дорогих, свитер – впрочем, сидевший на ней идеально. В целом Олеся виделась ему тем драгоценным камнем, что не требовал пышного окружения, будучи прекрасен сам по себе. Впрочем, некоторая огранка ей бы все же не помешала, заставив природную красоту играть по-новому и добавив лоска в неброскую, но притягательную внешность. Особенно хороши были ее глаза – зелёные, как тот самый изумруд, с которым он ее сравнивал. И он, Артур, мог охотно дать все то, чего ей не хватало для того, чтобы стать совершенно неотразимой. Вот только она пока, похоже, не готова была это принять. Впрочем, раз она сейчас все же была здесь, с ним, то между ними явно наметился сдвиг в лучшую сторону.

Шервинский понимающе улыбнулся, когда она наконец ему ответила: