хмурый такой? Зря мы о колдовстве заговорили, не ко времени. Или нога болит?

– Завтра мать приезжает, – буркнул Димка. – Дуру эту привезет, Даринку. Свежим воздухом дышать.

– Сестру твою?

– Да какая это сестра? Ей что я, что табуретка – без разницы. Ничего не понимает.

– Сколько ей?

– Пять лет. А говорить не умеет, мычит только. Вообще ничего не умеет, пенек с глазами! Видеть ее не могу! Столько денег мать угрохала на врачей, мы бы уже давно квартиру нормальную купили, не ютились бы в однушке. И чего мать не сдаст ее в детдом? Ясно же, что нормальной не станет. Врожденное слабоумие не лечится, я в Интернете смотрел, – Димка впился зубами в поджаренный кусок сыра. Проглотил, не чувствуя вкуса. Думать о сестре не хотелось. И так с ней весь год маешься.

Импи сочувственно молчала. Она откусывала от хлеба маленькие кусочки, долго держала во рту, потом бросала в воду. Вокруг размокшего мякиша тут же собирались мальки.

– А меня родители предали, – сказала она. – Жениха моего сгубили, чтобы за богатого меня отдать. Вот тогда я и утопилась.

– Какого жениха? – Димка чуть не подавился. – Тебе сколько было? Лет тринадцать?

– Семнадцать, – она улыбнулась. – Это я сейчас могу выглядеть как захочу. Тебя вот встретила, потому и стала как твоя ровесница.

Димка шмыгнул носом. До сих пор неловко вспоминать, как он полез в залив спасать русалку и чуть не утонул.

– Дурацкий был розыгрыш!

– Не злись, – она погладила его по руке. – Ты мне понравился, а иначе я не умею… знакомиться.

– Да ладно, проехали, – он лег на спину, закинув руки за голову. – А небо сегодня прямо светится, да?

– Конечно, ведь праздник, – она легла рядом. – Самая короткая ночь в году. Самая волшебная. Хочешь, научу, как отыскать клад? Найдем цветок папоротника и…

– Папоротник не цветет.

– Ой, какой ты умный! – Она насмешливо прищурилась. – Сама знаю. Это только так говорят. Просто в эту ночь духи, которые клады стерегут, сжигают накопившуюся на них ржавчину. И над местом клада горит синий огонек, на цветок похожий. Пойдем поищем?

– А разве, чтобы взять клад, не нужна жертва? Я читал у Гоголя… – Димка вкратце пересказал «Вечер накануне Ивана Купала».

Импи выслушала с интересом. Она любила сказки.

– Все правильно, хоть и не про наши места. Но ты не бойся, я договорюсь с духами. У нас свои счеты.

Димка задумался. Клад – это ведь разные старинные монеты. Дорогие, конечно, но без взрослых не продашь. А если маме отдать, она все на эту дуру потратит.

– Не надо. Давай просто поплаваем. Может, я больше не смогу приходить каждый вечер, мать не пустит.

Импи покладисто кивнула. Они долго плескались, гонялись друг за другом, перекидывались мячиком, который уплыл у туристов, а Импи нашла. Вода была теплая, как парное молоко.

– Слушай, а до меня ты дружила с кем-нибудь? – спросил Димка, когда они вылезли на берег. Он крепко хранил тайну Импи, но порой очень хотелось поговорить с кем-нибудь, кто знает о русалке. Да и дружить компанией веселее.

– Не помню. – Она перестала расчесывать зеленоватые волосы. Опустила руку с гребнем на колени, уставилась в темную воду. – Я мало что помню о себе. Понимаешь, я сплю каждую зиму. Там, на дне. Весной просыпаюсь, а прошлого лета в памяти как не бывало. Странно, да? А жизнь свою, настоящую жизнь, помню, как вчера было.

– Ты и меня через год забудешь?

Она внимательно посмотрела на него.

– Мне кажется, я тебя помню… немножко. Ты прошлым летом приезжал?

– И позапрошлым тоже, только ненадолго. Тогда дед еще жив был, он меня на рыбалку брал. А одного к воде не отпускал. Ты меня правда видела?

– Мне так кажется, – она невесело улыбнулась. – Я не хочу тебя забывать. Обещай, что следующим летом придешь сюда и все мне расскажешь! И про эту ночь тоже. Обещаешь?

Димке нестерпимо захотелось обнять ее, обещать, что он вообще никуда не уедет и всегда будет рядом. Но как такое скажешь? Он ведь здесь только до осени, а вернется ли на следующее лето – неизвестно.

– Я постараюсь, – сказал он. – Обещаю. Я очень-очень постараюсь.

Внезапно потемнело. Набежавшие тучи занавесили белое небо.

– Пора тебе, – сказала Импи. – А то дождь скоро начнется.

– Туристов намочит, – хмыкнул Димка. – Все костры им зальет.

– И поделом. Они в воду плюют и мальков пугают. – Импи вздохнула. – Но все равно, я хотела бы снова стать человеком. Только не взрослым, а ребенком, чтобы прожить заново целую жизнь.

– А я знаешь чего хотел бы? – Димка сглотнул. Даже в темноте было трудно такое выговорить. – Я бы хотел, чтобы ты стала моей сестрой.

– Правда? – Импи придвинулась вплотную. Глаза у нее засияли, как лужицы, полные лунного света. – А ведь мы можем… На самом деле можем стать братом и сестрой.

Димка ошалел:

– Как это?

– Я тебя научу. Сначала нам нужно смешать нашу кровь.

Она вытащила из волос тонкий костяной нож с резной плетенкой на рукояти. Резанула себя по ладони. Димка вздрогнул. На бледной коже Импи вместо крови выступила вода.

– А теперь ты себя, – она протянула ему нож.

Димка приставил костяное лезвие к ладони, зажмурился и надавил.

– Осторожнее! – Импи выхватила у него нож. – Он очень острый, можно до кости рассечь.

Димка открыл глаза. Больно не было, ладонь словно оледенела.

– Стань моим братом, – прошептала Импи и прижала свою ладонь к его – порез к порезу.

– Стань моей сестрой, – эхом повторил он.

Ладонь ожгло, словно схватил целый пук крапивы.

– Твоя кровь во мне, а моя в тебе, – глаза Импи сияли все ярче. – Теперь все только от тебя зависит, братик. Слушай, что нужно сделать…

* * *

Ночью над поселком прокатилась гроза, а день выдался жарким, но облачным – точь-в-точь как настроение у Димки. Его с утра лихорадило и подташнивало, но мама ничего не заметила. Она вообще мало что замечала, если это не касалось Даринки.

Из открытого окна кухни слышались резкие голоса. Мама и бабушка о чем-то спорили. Похоже, мать решила забрать Димку в город, а бабушка возражала:

– Дай ты мальцу хоть летом пожить! Весь год нянькой у тебя работает!

– А легко мне одной двоих тянуть? На дому много не заработаешь. Хоть на полставки выйду.

Что ответила бабушка, Димка не расслышал – окно с треском захлопнулось. Он зябко передернул плечами и поплелся к куче песка, возле которой на низенькой скамеечке сидела Даринка. Куличики она лепить не умела, просто тыкала пальцами в песок и смотрела, как ямки наполняются водой. Толстые русые косички расплелись на концах. Опять резинки содрала и потеряла.

Димка вытащил из кармана осколок бутылочного стекла и русалочий костяной нож. Ножен у Импи не нашлось, так что пришлось вставлять лезвие в плотную берестяную скрутку, удачно найденную на берегу.

Сердце колотилось, как сумасшедшее. Это ведь настоящее колдовство! Если узнают… Да нет, никто не поверит. Сейчас и законов-то нет против колдунов. Димка и сам не до конца верил, но твердо решил сделать все как надо, потому что Импи ведь существует. Значит, и волшебство есть. И у них может получиться!

– Ты вся испачкалась, – он взял Даринку за руку. – Дай отряхну.

Смахнул налипший песок и быстро чиркнул по пухлой ладошке ножом. Даринка удивленно уставилась на порез. Рот ее начал раскрываться. Димка стекляшкой содрал коросту с царапины на своей ладони и прижал к порезу Дарины.

– Ты во мне, я в тебе. Кровь к крови! – скороговоркой забормотал он. – Стань моей сестрой, Импи!

Даринка заревела. Хлопнула дверь, из дома выскочила мама:

– Что случилось?!

– Да она просто порезалась чуть-чуть, – Димка показал осколок стекла. Нож он сунул в карман, на ощупь вставив в берестяную скрутку.

– Тебя на минуту с сестрой нельзя оставить! – Мама присела, подхватила Дарину на руки. – Не плачь, зайчик, сейчас промоем, заклеим и все пройдет. А ты подмети двор как следует, слышишь? – крикнула она сыну. – Немедленно!

Димка угрюмо кивнул. Даринка ревела не умолкая. Почему у них не получилось? Потому что он не верил? И как теперь смотреть Импи в глаза?

Дарина вдруг замолчала.

– Дёма… – неуверенно выговорила она.

Мама ахнула и выпустила ее из рук. Димка неверяще смотрел на сестру. Она ведь не умеет говорить! Совсем не умеет!

В дверях дома мелко крестилась бабушка. Глаза Дарины блестели на солнце, как две золотистые лужицы.

– Дёмка, – уже увереннее сказала она. – Пливет, блатик! – засмеялась и неуклюже, покачиваясь, шагнула к нему.

У Димки защипало в глазах.

– Привет, – прошептал он и крепко прижал ее к себе. – Привет, сестренка!

Елена Маючая

Город, который есть

Я вышла из дома двенадцатого ноября, в понедельник, в семь тридцать. На маршрутке номер сорок четыре ехать около пятнадцати минут, потом пешком наискосок через пустырь.