— А я… просто чистильщик бассейнов, — даже не усмехнулся он и пошёл прочь.

Ия смотрела на его спину и не могла двинуться с места.

У неё было странное чувство, что она ещё ничего не приобрела, но уже всё, всё потеряла.

И другое чувство ещё более странное, что словно навалилось каменной глыбой и ни для чего больше не оставило места: ей вдруг стало всё равно.

Ни стыда, ни сожаления, ни раскаяния, ни боли, ни страха. Ничего. И она понимала, что это, скорее всего, лишь инстинкт самосохранения, и спасительное безразличие временное. Но приняла этот дар своего организма и запоздало подействовавшего снотворного как нечто само собой разумеющееся.

Как приняла и заботу домочадцев.

Первый раз за последние — даже не вспомнить сколько лет — Ию накормили. И она даже не убрала за собой посуду. Просто взяла кружку с чаем, вазочку с конфетами, книжку, первую попавшуюся, что давно купила, но так ни разу и не открыла. И поднялась в свою «каморку на чердаке».

Распахнула окно. И вдохнув тёплый, и словно стоячий воздух — такой за окном был штиль, — с таким же равнодушием приняла неизбежность грозы, призрак которой уже витал в сером мареве неба, как и своё разочарование. Во всём.

Приняла и бездумно погрузилась в чужой, книжный, выдуманный мир.

И красивый мир, созданный чьей-то буйной фантазией и умелой рукой, затянул на редкость легко. Ия просто переворачивала страницы, а когда глаза начинали слипаться — закрывала их и забывалась сном, спокойным, глубоким и лечебным. А потом опять просыпалась и просто читала. Не прислушиваясь к крикам детей за окном. Не обращая внимания на поднявшийся ветер. Даже с облегчением вздохнула и повернулась на другой бок, когда ветром распахнуло дверь, захлопнуло окно, и в комнате стало тихо.

Откликнулась она только на телефонный звонок.

— Да, мам, — прижала Ия к уху трубку, да так с ней и легла снова на подушку. — Что делаю? Сплю… Да, наверно, на погоду… Передавали грозу?..

— Хотела к вам сегодня заехать, да что-то закрутилась и смотрю уже поздно.

— А приезжай завтра, — развернулась Ия на спину. — С утра пораньше. С девчонками посидишь. А я хоть в город выберусь. В парикмахерскую схожу. Да так по мелочам.

«К адвокату заеду на консультацию», — вздохнула она тяжело.

— У вас всё хорошо? — разволновалась мама, услышав в трубку вздох.

— Нет, мам. Всё не очень хорошо.

— С Маратом поссорились?

Ия усмехнулась. Да, весь её мир — Марат. Из-за чего же ещё Ие расстраиваться?

— Аринка вчера упала в бассейне, — рассказала Ия последние новости под мамино «Да ты что!» и закончила всё же про мужа. — И да, с Маратом мы поссорились.

— Из-за Аринки? Наверняка же сказал, что это ты виновата, — подытожила мама.

— Ты словно моего мужа знаешь лучше меня. Да, сказал. Много чего наговорил. Но я не хочу это обсуждать, мам, — устало вздохнула Ия.

— Да и правильно, что тут обсуждать. Ссоры они на то и ссоры, чтобы потом мириться. Не грусти, моя девочка, всё образуется.

«Боюсь, что в этот раз уже вряд ли», — промолчала Ия. Мамин оптимизм, что бы Ия сейчас ни сказала, будет неукротим. Как и желание убедить Ию, что всё это глупости, нет неразрешимых проблем, пока имя того, жизнь без которого теряет смысл, не выбито на могильной плите. И мама была права в своей простой житейской мудрости, доступной лишь тем, кто подобное пережил. Но поднимать эту тему, а тем более спорить с мамой не хотелось. И не телефонный это разговор. Да и зачем её лишний раз расстраивать.

— А мы с твоим отцом думаешь не ссорились? Трижды чуть не развелись.

— Да ну, неправда, мам, — села Ия.

— Да что ж неправда. Один раз, когда ты совсем маленькая была, второй — тебе лет семь, наверно, было. А последний раз вот буквально пару лет назад, когда ездили в Хорватию.

— В Хорватию? — кашлянула Ия, словно у неё запершило в горле.

— Можно подумать ты не помнишь. Снимали домик в Омише.

Господи, господи, господи! Ну, конечно! Омиш! Сосны. Белые домики. Песок. Серые скалы. Зеркальные воды Андриатики. По крайней мере на фотографиях, что родители привезли оттуда, всё выглядело именно так.

Но Ия как запомнила, к своему стыду, что это где-то там, то ли Сербия, то ли Черногория, так и жила с этой уверенностью. Нет, скажем Австрию с Австралией она могла отличить. Но вот Словения и Словакия, Будапешт и Бухарест, и все азиаты ей были на одно лицо.

— Конечно, я помню, мам. Девчонки же всё лето были с вами.

— Так вот. Там и поссорились. Я уж хотела брать внучек и лететь домой. Хорошо остыла, одумалась. Даже и не знаю, как бы я теперь с этим жила, ведь отцу оставалось всего полгода, а я и не подозревала, — дрогнул её голос.

— Чего же он такого там натворил?

— Да кто ж его теперь знает. Но пропадал где-то дня по три. Порой дома не ночевал. Я уж ждала принесёт мне какой-нибудь трихинеллёз.

— Мам, трихинеллёз это же вроде глисты, — засомневалась Ия. — Если сырое мясо диких животных есть, можно заразиться. А ты имела в виду что? ЗППП? Трихомоноз?

— Вот-вот, это самое, — кашлянула она. И про заболевания передающиеся половым путём промолчала. — Но я о другом тебе хотела сказать. Все мы бываем порой агрессивны, обидчивы, злы и несправедливы, девочка моя. Все совершаем глупости. Но проходит время и становится даже смешно, что из-за такой ерунды ссорились, — вздохнула мама. — Я вот сейчас думаю: да пусть бы гулял.

— Мам, ему было шестьдесят два. А ты про трихинеллёз.

— Много ты понимаешь! Шестьдесят два, — передразнила она. — Но я надеюсь, вы доживёте, тогда ты меня и поймёшь.

Ия улыбнулась и вздрогнула, когда, ветер бросил в окно первые тяжёлые капли и они застучали по стеклу. И только успела попрощаться с мамой, уточнив во сколько та подъедет с утра и попросив привезти те самые фото с Омиша, как вздрогнула снова — под тяжёлой поступью заскрипела лестница на мансарду. Немного зловеще в сгустившихся за окном сумерках. Но испугало Ию не это.

Шаги только одного мужчины она узнавала на слух.

Марат?

— Привет! — он сначала заглянул, а потом зашёл, доставая из-за спины цветы.

Ия подтянулась повыше к изголовью кровати, не сводя глаз с мужа.

Серый костюм, что так ему шёл и так красиво смотрелся с чёрной рубашкой, раскрасил тёмными пятнами дождь, словно Марат долго стоял на улице или куда-то ещё ходил в ливень. С волос тоже полетели капли, когда он смущённо тряхнул головой.

— Можно? — показал на кровать.