Самому уезжать нежелательно. Вдруг кто-то из благородных или вояк наскочит, запросто может «прихватезировать» продукты, разбирайся потом. Отдадут, конечно, но это будет такая тягомотина, а это всё время. Наблюдая, как проходит перегрузка товара, мне приходит неожиданная мысль.

— Так Леонид, давай командуй спасательной экспедицией. Как будто меня нет или я ранен — даю ему команду.

— Дмитрий Иванович, как же так… — растерялся сначала Ремез.

— А вот так. Давай действуй, командуй — и делаю отталкивающий жест рукой. Ну, может и хорошо, что авария произошла сейчас. Будет очень хорошая тренировка и им и мене. Сам отхожу, достаю свой многострадальный блокнот и начинаю всё записывать. Представляю, что это произошло во время боевых действий, и как мы будем тогда действовать и что для этого надо.

Все эти «танцы с бубнами» продолжались довольно долго, до второй половине дня. Что меня крайне расстроило и заставило крепко задуматься. Вот так и решаться самые продуманные планы. Из-за всякой мелочи, которую и не учтешь, констатировал я. Сделал набросок действий на такой вот случай. Распишу, пусть подчинённые потом разучивают. Ну и потренируемся пару раз. Домой возвращались, закинув заднюю часть дилижанса на телегу и привязав её.

Башкир расположил на заднем дворе дома, на лугу, пошёл к себе. После принятия душа и ужина, засел за составления планов и писем. Мне хватило времени пока ехали, чтобы додуматься, что мои действия в Венгрии, если они будут успешны, могут очень и очень не понравиться в Санкт-Петербурге. Жалоб будет предостаточно. Значит, мне надо куда-то смыться и желательно с пользой для моего кошелька. А потом обо мне и забудут. Значит, надо предложить сводить большой караван с оружием в город Кяхту. Как раз полгода и пройдёт. Город Кяхта слыла чайной столицей Российской империи. Была сейчас и поговорка «Кяхтинский чай, да Муромский калач, — полдничает богач». Так что фраза «мои пряники и калачи» имеет старинные корни. Но в Кяхте предлагали и другие нужные товары, как ткани из хлопка, хорошо выделанная кожа, меха, металл, фарфор и другие. Был там и невольничий рынок, где можно купить рабов не только со всей Азии, но и с Индии и других стран. А специалисты мне нужны. Но особенно меня интересовал шёлк.

Но большого количества оружия для каравана мне просто так не продадут, надо будет обращаться на тульский оружейный завод к генерал-лейтенанту Самсону Герману Романовичу. А значит, без протекции Дубельта мне тут не обойтись. Пишу письмо-доклад и хитро обосновываю нужность такого каравана.

Была и вторая причина поездки, мне совсем не хотелось полностью зимовать в Туле. И банально скучно и смотреть на Марию и как Фёдор во круг неё квохчет. Да и несколько боюсь… что если сам не найду приключения, то они найдут меня.

Второе письмо пишу Мальцеву и привожу в порядок другие записи.

Утром, выдав башкирам наконечники для стрел, чтобы было чем им заняться, направляюсь к Гольтяковым.

С Николаем Николаевичем обсуждаем, как доделать привезённую мной полевую кухню и сделать две новые. Понял, то что я хочу, не получится. Нет технической базы для этого даже у Гольтякова.

— Пора бы вам и поторапливаться с модернизацией производства, Николай Николаевич — попенял я ему.

— Помилуйте батенька. Не всё сразу, Дмитрий Иванович — огрызнулся он. — Это вы у меня только один такой…чудной заказчик. И всё вам подавай и всё сразу.

— Зато денежный — вернул ему. После долгих споров остановились на усреднённом варианте. Какое-то время придётся пользоваться таким. Это намного лучше, чем ничего. Тут же прошлись и по другим мои заказам, дегиля, кирасы, щиты и другое, всё по моему списку. Но, а во время этого обсуждали местные сплетни.

Тут-то я и услышал «большой секрет губернского масштаба», что граф Лев Толстой проиграл свой родовой дом в карты помещику Горохову. Тот собирается в следующем году разобрать дом и увести его к себе, если не будет погашен долг. Такие новости обычно сразу разлетаются по округе, вызывая неодобрения одних и зависть других. И поэтому сейчас Толстой занимает деньги, где только может. Но зная его увлечение карточной игрой, цыганами и пьянками, никто не даст. Да плюс его крайне неуравновешенный характер. Однако. Не ожидал. В действительности оказывается, что все наши великие писатели девятнадцатого века ещё те моты и чудилы, от Пушкина до Толстого. Но при этом умудрились создавать шедевры мирового масштаба. И как только у них такое получается? Не зря говорят, умом Россию не понять.

С Иваном Михайловичем обсуждаем пистолеты. Он всё же как-то сделал Лорису — Меликову его заказ. Мне не признался, как так у него получилось. Зато получил деньги за работу и тут же стал перестраивать производство под мой заказ. Ну и стали хорошей у него сейчас тоже не было. Заказал из Швеции. Вот на это я только вздохнул.

Потом заехал к мастеру Ивану Смирнову, который мне где-то купил крепостное ружьё 1839 году. (Ружьё представляло собой модификацию французского крепостного ружья «Рампар», созданного знаменитым оружейником Фалисом в 1831 году. Надо сказать серьёзная такая штука. Почесал голову и начал обсуждать его переделку.

Так же он купил две ручные кремневые мортирки. Одну медную с коротким стволом, выпущенную два века назад, я сразу забрал в свою коллекцию. Вторую с длинным стволом, после длительной консультации и заверении мастера в положительном результате, решил отдать на модернизацию. Поменять замок на капсульный. Поставить ножки и дополнительный третий упор, сделать «калошу» из войлока с кожей. Немного изменю её специализацию и сделаю из неё большой дробовик. Если сильно не увлекаться, то получится убойная штука для стрельбы в упор крупной дробью.

Расплатился с наказом. Дал задание покупать и разные другие недорогие кремневые ружья, даже сломанные. Ремонтировать, но не модернизировать.

Время на всё это ушло довольно много, и я развернулся и поехал на обед.

Подъезжая к своему дому, услышал какой-то шум и крики. Заезжаем, так какой-то человек, стоя в брички ко мне спиной, ругает Архипа. А часть моих людей во главе с Фёдором застыли столбами на крыльце.

— И что тут происходит? — удивляюсь громко я.

— А то, что ваши люди не обучены. Его сиятельство от крестьян отличить не могут. И почтения у них никакого нет — поворачивается ко мне Толстой.

— Так Лев Николаевич — попытался начать я.

— Не Лев, а Лёв — перебил меня Толстой.

— Да? — крайне удивляюсь я, как назвал себя Толстой. При первом нашем знакомстве он так вызывающе себя не вёл. Я и сам не красавиц. Но злое, с крупными чертами лицо будущего гения сейчас сильно действовало отталкивающе. Плюс длинные, чуть волнистые волосы выбивались из-под фуражки во все стороны. Я, когда услышал о позорном проигрыше, подумывал, а не пригласить ли его с собой. Вдруг что ещё напишет? Теперь понял, что не стоит. Перед-то мной находился явно неуправляемый и не понимающий работу в команде, человек. Плюс большой эгоист. От него будет больше неприятностей, чем пользы. А воспитывать, мне нет времени. Итак, отряд получится разношерстый, только держись. Понятно и его расстройство и злость на весь мир из-за позорного проигрыша, но кто ему в этом виноват?

— Хватит. Вы не у себя дома. Это мои люди. Как хочу, так и воспитываю — вспыхиваю я и отвечаю ему довольно резко.

— Что? Да как ты смеешь так со мной разговаривать? И одет ты, как босяк, а ещё считаешь себя дворянином. Я вызываю Вас на дуэль — вспыхивает Толстой.

Твою м… Он что, смерти ищет от позора? И почему выбрал ссору со мной? Какого чёрта он ко мне сюда вообще припёрся?

Я когда-то читал и слухи это только подтвердили, что он со многими сорился по разным пустякам. Причём для него было очень важно, как человек одет. Соблюдает ли моду. Какую обувь он носил, с какими носками и каблуками. Как ухожены у него ногти и другие заморочки. Он жил с принципом против всего, потому что против. По-моему, или никак. Даже умудрился, находясь в гостях у Фета с Тургеневым, оскорбить и вызвать Тургенева на дуэль.

Вот и я тоже никак не ожидал такого поворота в своей судьбе, но и отступать мне никак нельзя. Никто меня не поймёт. Зевак на другой стороне улицы уже собралось достаточно. Толстой сейчас ещё не тот известный