Джейми захотелось стать таким кусочком ганаша. Скрыться под расплавленным шоколадом, спрятаться от мира в этой теплой тьме. Она невольно посмотрела на Доминика и прикусила губу, увидев, что он стоит вполоборота к ней, словно пытается не упускать ее из виду.

Тут она заметила, что обе работающие тут женщины с любопытством поглядывают на нее. Улыбнулась, смутилась и тихонечко отошла.

Все стены вокруг винтовой лестницы были из чистого, прозрачного стекла. Виден ли отсюда тот красивый зал? Может быть, видна и белая стена с розовыми бутонами? Она подошла к стеклу и посмотрела вниз из узкого стеклянного пенала.

Да, отсюда, с крошечной площадки, видна часть зала. А вон и стол, где она обычно сидит. Официантка как раз убирала там ее несъеденные пирожные.

Ее внимание привлекло движение возле кухни. Доминик Ришар возвращался к ней и сейчас был с другой стороны лестницы. Их взгляды встретились сквозь две стеклянных поверхности. Он стоял, тихий и неподвижный. И очень большой.

Что-то в его взгляде заставило ее почувствовать себя добычей, и она огляделась по сторонам в поисках путей для бегства. Но их не было. Если она покинет этот стеклянный уголок, то неизбежно пойдет навстречу Доминику, и он будет видеть каждый ее шаг.

Голодный хищник, он не стал ее ждать. Он стал красться к ней, чтобы запереть ее в прозрачной ловушке.

Он хищник? Почему она так решила? Ведь она не давешняя знойная брюнетка. Он слишком крупный хищник, чтобы интересоваться такой мелкой добычей, как она. Разве пантера станет охотиться на кузнечика? Только если она очень голодна, а Доминик явно не голоден.

Он остановился перед ней, блокировав ее в узком углу между стеклом и стеной, касаясь их плечами. За стеклом зияла пропасть лестничного колодца.

Его тело нагрело воздух. Она дрожала, ей казалось, что он гладит ее всю, хоть он еще и не прикоснулся к ней. Он стоял так близко, что она видела даже мелкие розоватые прыщики, высыпавшие на его бритой челюсти, а его запах вызвал новую волну жара в ее теле. Неужели его кожа такая нежная? Или он просто слишком торопливо брился, ему не терпелось жить дальше своей бурной жизнью?

– Вы когда-нибудь стоите тут и смотрите в зал, если туда приходит какая-нибудь знаменитость? – спросила она.

Он взглянул на ее столик, потом на нее, и на его лице почему-то появилась настороженность.

– Сюда часто заходят знаменитости. А у нас всегда полно дел.

– Да вы и сами знаменитость. – Да, конечно, он слишком знаменитый, чтобы торчать здесь и подглядывать за клиентами.

Он ухмыльнулся, довольный, что ему не пришлось самому напоминать об этом.

– А вы?

Вопрос прозвучал вполне искренне. Возможно, в конце концов, он и не знает, кто она.

– Нет, – честно ответила Джейми. Во всяком случае, сама она ничего выдающегося не сделала.

Он наклонился к ней ближе. Нет, ей это лишь показалось, она приняла желаемое за действительное. Увы, она самая жалкая в мире групи. Сейчас ей хотелось, чтобы он схватил ее и прижал спиной к стеклянной стенке. Лучше не думать о том, что их видели все, кому не лень. Она подняла голову и приоткрыла губы, словно в ожидании поцелуя.

– Ваши кухни очень красивые. Я еще никогда не видела ничего подобного.

На этот раз комплимент, казалось, не был услышан. По крайней мере, ей так показалось. Он схватил огромной ручищей ее за запястье и потер его большим пальцем.

– Вы слишком мало едите, – ласково произнес он.

Разряд гнева пронесся по ее телу. Она хотела выдернуть руку назло… назло самой себе, потому что только сама будет страдать из-за этого. Ведь она только и делала, что ела, ходила в тренажерный зал и бродила по городу, а значит, тоже укрепляла свои мышцы. Все свое существование она сейчас нацелила на восстановление сил. Черт побери, она делала все, что могла!

Он посмотрел на ее упрямо сжатые губы и помрачнел. Потом снова потер пальцем ее нежную кожу запястья, и она успокоилась. Разве могла она позволить себе пропустить такое восхитительное ощущение?

– Вы когда-нибудь ходите в ресторан с незнакомыми мужчинами? – спросил он вполголоса. – И позволяете им кормить вас земной едой?

Ее глаза снова устремились на его лицо. В ее теле расцвел огненный цветок; его жар был всюду – в животе, сосках и на лице, ненавистный румянец, красный сигнал, гарантировавший, что Доминик заметил ее слабость.

– Мне трудно снизойти до этого. После вас.

И опять этот комплимент, казалось, не дошел до его сознания – Доминик был сосредоточен на чем-то. Так… если уж это ему не понравилось, что же тогда? В ее колчане оставалась единственная стрела – восхваление.

Его взгляд шарил по ее лицу, пунцовому от смущения. Слава богу, что она надела шарф, и он не видел, как покраснели ее горло и грудь.

– Мне надо идти, – пробормотал он. – Я обещал провести это дурацкое кулинарное шоу.

О! Ей бы отпрянуть назад, смиряясь с его отказом, но это было невозможно. Она стояла в тесной ловушке между стеклом, камнем и Домиником.

– У вас занят сегодняшний вечер? – совсем тихо спросил он.

Огненный цветок расцвел еще сильнее; сейчас ей казалось, что еще немного, и она вся выгорит изнутри. Особенно горячо было в тех частях тела, которыми ей хотелось прижаться к нему.

Вообще-то… вообще-то она должна была обедать с сестрой, чтобы Кэйд могла позаботиться о ней… Но она все отменит. И Джейми неуверенно покачала головой.

– Можно я заеду за вами?

Она слабо кивнула, и все мышцы его тела напряглись в ответ. А тихая козочка подняла глаза и увидела, что ее загнал в угол тигр.

И задрожала от беспомощности и восторга при мысли, что он хочет ее съесть.

– Где вы остановились?

«Остановились». Он не спросил: «Где вы живете?» Значит, непостоянство было тут одной из базовых предпосылок.

– Я… ах… – Она отыскала в сумочке бумагу и ручку. Повернулась к стеклу, и, пока пыталась что-то там нацарапать, дыхание Доминика щекотало ей шею. По ее телу бежали мурашки восторга. От него так восхитительно пахло шоколадом, что ей хотелось свернуться в клубок и прижаться к нему. Еще в ее душе появилось сильное и глубокое ощущение, что она вернулась домой после долгого, многолетнего отсутствия. Доминик наклонился над ней, словно не мог совладать с собой, и жадно смотрел на появляющиеся на бумаге буквы.

Она протянула ему листок, и он бережно взял его. Не смял, нет. Потом вздохнул, глядя на нее с высоты своего роста, и медленно повернул тяжелое тело. Если бы она не написала ему свой адрес, будто пароль, неужели он зажал бы ее в этом углу и держал до тех пор, пока она не сдастся?

Проклятье. Может быть, надо было писать медленнее? Уронить несколько раз ручку? Тогда бы они вместе бросались ее поднимать, и их тела бы касались друг друга…