– Ну, что… – Гирин тоже хмурился. – Нечего стены подпирать. Идем к нам. От нас и позвоним… Чо ж… Будем искать. И на том спасибо… Хоть какая-то информация.

Вернулись к Гириным. Куда звонить? С чего начать?

– Дай, я буду звонить, дядя Ваня… – попросил Николай. Положил перед собой блокнот, ручку и придвинул телефон.

– Скорая?… Куда доставили вчера?… В ЦГБ?… В какое отделение?…

Вскоре стало известно все. Лежит в отделении общей терапии на седьмом этаже. Номер палаты такой-то.

Лушников записал и поднялся.

– Съезжу…

Однако Гирины не отпустили. Вместе сходят. Посмотрят в глаза его бестолковые. А пока надо хоть часок отдохнуть – все равно там неприемные часы пока что.

Отвели племянника в комнату и уложили на кровать, плотно прикрыв после себя дверь.

– У него же пол под ногами играет…

– А вечером сходим.

Вечером быстро собрались, вышли из дома и сели на троллейбус. Только бы больного в другое место не перевели. Прибыли, поднялись пешком на седьмой этаж и обратились к сестре. Нельзя ли увидеть такого-то. С диагнозом непонятным.

– Как это? – медсестра ухмыльнулась. – Разве же так бывает?

Посмотрела в список.

– Сердечная недостаточность у него. Так что сами к нему идите. По одному… Не может он сам ходить.

Лушников вдруг снова вспомнил: кто-то вместо отца находился в квартире. Кто? И вновь сказал об этом Гирину. Тот лишь повел плечами. Потом поговорим.

Втроем, не обращая на протесты медсестры, прошли в указанную палату. И вздрогнули, увидев запавшие глаза и обострившийся нос. Мумия египетская, и та краше бывает.

– Саня, – заскрипел Гирин, устремляясь вперед, – что она с тобой сделала?!..

Но «мумия» вдруг отворила глаза и вполне ясно спросила:

– Кто? Как вас понимать?…

– Вот. – Гирин обернулся. – Опять провалы в памяти. А ведь недавно еще вполне соображал. Что с тобой случилось? Как ты сюда попал? Мы же с тобой договаривались…

– Ну…

– Вот и Настя не даст соврать. Иди сюда, Анастасия… Посмотри. Не нос, а шило. Скажи, Саня, что молчишь?… Как ты?… Можешь говорить?… Сын к тебе приехал…

Александр Сергеевич перевел взгляд.

– Коля… – тихо произнес.

Поднял безвольную кисть и тут же опустил. Не было сил держать. И не было сил радоваться. Просто смотрел на сына и понимал, что где-то в закоулках ума теплится родственное чувство.

– Вот как мы, – проговорил снова, вздрогнув голосом. – Сил… нету. Чтобы встать…

Николай присел рядом на край кровати, взял отца за руку. Тот с трудом отворил глаза, посмотрел и снова опустил тонкие веки.

– Как ни приду к нему, спит, – говорил Иван Иваныч. – Всю дорогу во сне в последнее время. Ему и есть-то некогда… Выпьет горсть таблеток и на боковую. Что за таблетки хоть пил?

– А… – едва шевельнул пальцем Сергеич. – Тамара приносила. Ими только и живу. Вот, пять принесла…

– Поняли теперь?! – встрепенулся Гирин, – Разве же я вру?!..

Александр Сергеевич отворил глаза и ткнул пальцем в тумбочку. Посмотрите, если не верите.

Сын потянул на себя верхний ящичек и наклонился. Сунул руку, чтобы найти там таблетки, и ничего не обнаружил, кроме аспирина в жестком пластиковом пакете.

– Были… – Отец не сдавался. – Утром приносила целый бутылек. Перед вами опять была…

– Такие, что ли? – Гирин сунул руку в карман пиджака и достал оттуда бумажный сверток. Развернул. Высыпал на ладонь. Аккуратные розовые таблетки в глазурованной оболочке.

«Мумия» скосила глаза и облизнулась, глотая слюну.

– Они самые. Как бы их употребить.

– Обойдешься, – сухо заключил Гирин. – Я пошутил. Именно. Похожие, да не те. Мне против кашля недавно выписывали.

– Я тоже кашляю, – «Мумия» хитрила, не желая сдаваться. Но друг был упрям.

– Тебе нельзя – мозги заклинить могут. Что даже фамилию свою не вспомнишь. Понял?

Кажется, дошло. Кивнул одними глазами и опять закатил их под веки. Обиделся, как ребенок.

– Мы тут тебе принесли, – сказала Настасья. – Ты ешь, пожалуйста. Хоть через силу, но не лежи. Ходить надо, аппетит нагонять…

Поговорили еще. Больше сами с собой, чем с больным.

Тот не хотел больше открывать глаза. Измочалил весь организм с гостями этими. Тихо дернул кистью, дав понять, что могут идти, и отвернул лицо к окну.

– Папа, – спрашивал сын. – Где ключ от квартиры? Мне негде ночевать… Слышишь меня?

Отец молчал. Впал в забытье и летал себе где-то опять в облаках.

Николой посмотрел на часы. Пожалуй, сиди. Кроме мозолей, ничего здесь не высидишь. Встал и вышел из палаты. Родня за ним. Тетка в слезах.

В коридоре у окна остановился, поджидая Гирина.

– Что за таблетки, дядя Ваня.

Тот подошел:

– Видал, как уцепился за эти сиреневые. Пришлось соврать, – раздул ноздри Гирин. – Тут как дело было: зашел – он вне себя. Давай мне уши тереть насчет таблеток. Мы тяпнули с ним. Он покушал хорошо и уснул. Я цоп их – и в карман. Думаю, проверить надо. И таскаю до сих пор в кармане.

Мимо торопилась девушка в белом халате.

– Можно вас на минутку? – позвал Николай.

Та с готовность подошла.

– Слушаю вас…

– Можете вы сказать, что это за таблетки? – спросил он. – Хотя бы примерно. А то таскают тут одному. Он и старается.

Девушка напряглась. Почему она должна отвечать?

Лушников вынул удостоверение, развернул. Майор полиции такой-то.

– Кроме того, – продолжил. – Хотелось бы уточнить назначения. Что ему прописали?

– Идемте со мной, – позвала та. – На дежурном посту вам ответят.

Подвела и сказала:

– Помоги товарищу из полиции… У него вопрос по его компетенции…

Другая девушка в белом халате и удостоверение спрашивать не стала. Обычная безалаберность. Взяла в руки медицинскую карту больного и стала читать. Ничего необычного. Рядовые мероприятия, связанные с выводом организма из голода. Подкормка сердечной мышцы.

Лушников слушал. Потом разжал ладонь.

А вот такие лекарства ему предписаны? – тихо спросил.

Медсестра внимательно посмотрела на розовые таблетки. Смяла губы и качнула отрицательно головой.

– Насколько я понимаю, это мощные таблетки, применяемые в психиатрии. Подавляют желание бодрствовать, успокаивают. Я бы их не советовала… Но лучше вам обратиться к лечащему врачу – он же заведующий, как раз сегодня дежурит. Пройдите в ординаторскую…