поверите, сколько мужиков могут доказать, что были на этом футбольном матче, — устало сообщила мне по телефону суперинтендант две недели спустя.

Как это обычно бывает, вызвали второго судмедэксперта, и к этому времени на теле Клэр появился еще один синяк. Осмеюсь предположить, что детектив-всезнайка заметил еще на первом вскрытии и его. Он был большой, на правой лопатке, и указывал на оказанное сильное давление.

Отметив, что след от ожерелья ушел немного за уши, этот судмедэксперт предположил, что девочка была задушена сзади, а в качестве удавки не обязательно было использовано ожерелье. Я посчитал маловероятным, что применялся какой-то другой шнурок шириной три миллиметра, но согласился, когда он сказал, что нападавший был у Клэр за спиной и, скорее всего, стоял или слегка присел, когда душил ее.

Если у кого-то и оставались сомнения по поводу того, что Клэр убили, новые синяки полностью их отмели. Тем не менее, несмотря на полномасштабное расследование, убийцу так и не удалось установить. Казалось, дело Клэр Ромерил так и останется нераскрытым.

Какое-то время спустя я посетил ежегодную конференцию американской академии криминалистики. Каждый раз, когда есть такая возможность, я пересекаю ради этого Атлантику, потому что часто меня там ждут какие-то новые идеи, знания, подходы в работе. А еще старые друзья. По вечерам в гостиничном баре мы с огромным удовольствием обсуждали свои самые интересные дела, чтобы помочь друг другу, а иной раз и просто похвастаться собственными сообразительностью и находчивостью: в конце концов, ничто человеческое нам не чуждо. В первый вечер мы обычно сдерживаем себя, прекрасно понимая, в какой ужас обсуждаемые темы могут привести любого, кто случайно подслушает наш разговор. Однако с каждым новым днем конференции мы все непринужденнее бросаем друг другу фотографии с места преступления, громко обмениваемся вопросами, идеями, иногда премудростями и даже озарениями.

Ричард Уолтер был одним из основателей закрытого клуба под названием «Сообщество Видок», в котором состояли выдающиеся детективы и криминалисты. Они собирались каждый месяц, чтобы совместными усилиями попытаться помочь полиции с нераскрытыми делами, когда она окончательно заходила в тупик. В Голливуде и многих американских газетах их не раз называли преемниками Шерлока Холмса.

В тот вечер я рассказывал Ричарду о своих делах, и мы пили, наверное, уже третий бокал вина, когда я достал папку с делом Клэр Ромерил. Я объяснил обстоятельства дела, и Ричард бегло просмотрел материалы и полицейские отчеты. Бар был пронизан дымом: мы все курили, причем Ричард, пожалуй, больше всех. В его руке были ментоловая сигарета и бокал белого вина. На этой стадии наших посиделок его редко можно было увидеть без этих двух неотъемлемых атрибутов.

Он осторожно достал из папки наброски и фотографии, удерживая их между своими тонкими ловкими пальцами. Он начинал лаборантом, а после, выучившись на психолога, работал в тюрьмах Мичигана, где допросил многие тысячи заключенных. Кроме того, он помогал ФБР с делами о серийных убийцах. Он был и остается одним из ведущих американских психологов-криминалистов. Когда он переводит на меня свой взгляд, я словно оказываюсь у него под микроскопом.

У него есть врожденная способность, отточенная продолжительным опытом: считывать человеческое поведение, причем не только у преступников.

Он закрыл дело Ромерил, закурил новую сигарету и подлил себе в бокал вина.

— Полиция понятия не имеет, что они ищут, — сказал я. — Какого-то психа из парка или…

— Мать ребенка.

Я заморгал от неожиданности, ведь еще даже не рассказал ему о наших мыслях по поводу миссис Ромерил и о том, как ее квартирант со своими любящими курнуть дружками заметили ее странный выбор обуви после того, как она «долго откисала в ванне» той ночью. Не говоря уже о том, что специалист определил, что пыльца с грязи на ее ботинках принадлежит редчайшему дереву с места преступления.

Ричард наклонился ко мне.

— Что было в рюкзаке?

Я замешкался.

— В рюкзаке?

— В рюкзаке у девочки.

Ах, рюкзак, с которым она убежала. Я забрал у него папку и стал листать, пока не нашел в самом конце выданные полицией на нескольких страницах материалы по делу. В том числе подробное описание содержимого рюкзака, с которым я даже не удосужился ознакомиться, посчитав совершенно неважным.

Я зачитал вслух: «Пара розовых носков. Две пары трусов размером на шестилетнего. Зеленый свитер. Упаковка бумажных платков. Футболка розовая с блестками „Мой маленький пони“…»

Раздался странный глубокий гортанный звук. Потом еще раз. Звук доносился из-за большого бокала белого вина, и это была не икота.

— Что тут смешного? — спросил я.

Ричард улыбался во все зубы:

— Думаешь, семилетняя девочка стала бы брать все это с собой? Она уходит из дома, так? Значит, она захочет взять свою любимую пластмассовую лошадку с пурпурной гривой. А еще заколку, что выпала из рождественской хлопушки. И желтую чашку с блюдцем из чайного сервиза Барби. Только вот чашка у нее не поместилась бы, и она взяла бы только блюдце. А еще маленькую коробочку с ракушками. И блестящую розовую ручку. Вот как ребенок собирает свой рюкзак.

Я понимал, что он прав. Однажды, когда моя дочка была маленькой и наш отпуск закончился, она объявила, что полностью собралась и готова к отъезду. Ее чемодан оказался набит песком с пляжа, в котором были водоросли и один резиновый сапог.

Я попытался представить, как маленькая девочка, тело которой я осматривал в секционной, деловито и рассудительно достает чистые носки с трусами и кладет их себе в рюкзак, прежде чем сбежать из дома. Нелепость. Такое просто невозможно.

— Тот, кто собрал за нее этот рюкзак, и убил ее, — сказал Ричард. — Я так считаю.

Он осушил бокал и закурил очередную сигарету. Моя очередь заказывать, подумал я. Но застыл на месте.

— Видимо, ее схватили за ожерелье сзади… — медленно сказал я.

Словно подкидывая дрова в ненасытный огонь, я знал, что скоро эта информация сгорит в его пламени.

— Хорошо, значит, мать злится на ребенка, а вместо того, чтобы начать раскаиваться, дочь просто разворачивается и уходит. Такое выводит родителей из себя. Мама идет за ней следом и хватает ее. Ожерелье у нее в руках. Может, она и правда хочет убить ее, а может, и нет. Может, она просто хочет остановить ее и слегка сделать больно. Только вот внезапно у девочки срабатывает рефлекс блуждающего нерва, и у мамы на руках мертвая дочь.

Я не сводил глаз с оранжевого огонька на кончике его сигареты. Мне самому без сигареты со всем этим было бы в жизни не разобраться.

— Думаешь, она специально?

— Возможно.

— Но если и нет и она