многочисленная стража жестоко расправлялась со всеми, кто искал обходные пути, и нарушал установленный порядок. Несмотря на общую сутолоку, воины умело отделяли попрошаек и нищих, от селян, потерявших все из-за стихии. Получившие отказ, ожидали в раскинувшемся по берегам Чернухи лагере, в надежде на удачный случай, что позволит проникнуть в столицу. Народ сновал между крытыми телегами, которые превратили пригород столицы в лабиринт. Вдоль дороги, по обеим ее сторонам, трещали костры, давшие приют под открытым небом всем тем, кому не хватило денег на укрытие под сенью передвижных домов.

Отряд Лимома проехал без досмотра и придирок со стороны караула. Сержант с мохнатыми бровями и рассеченной губой радостно поприветствовал воеводу.

— Вижу и твой дом тоже разрушен? — сочувственно произнес глава стражей.

— Свелев ушел под воду, я привел всех, кого успел спасти — невесело отозвался Лимом. — Что слышно в столице?

— Сам видишь, народ валит, что дурной. Царь собирает дружину, тульгане перешли засеку вдоль Сугны. Четыре дня назад сняли нашу заставу у Скользкого брода, сегодня уже, наверное, под Кошелевым.

— Это как же они по воде-то, — удивился воевода.

— У них уже две недели как сухо! Это нас боженька за что-то невзлюбил, а окаянные только и рады. Царь в гневе, такое бедствие, армия созвана, а воеводы не торопятся. Ты четвертый, за последние три дня.

— То и не удивительно Канир, сам видишь, что твориться. Кто уцелел, и хотел бы приехать не может поспеть, дожди столько дней Дангрисиду поливали. Думаю, в ближайшие дни воеводы начнут собираться.

— Ну дай бог, чтоб так и было. Ладно, заболтались мы, а тебя заждались в царских палатах, — Канир криво усмехнулся, и приказал стражам пропустить обоз Лимома.

Неделя пролетела незаметно, Аделия приводила в порядок новый дом воеводы. Лимому пришлось купить старый дом на Привратной улице. С виду ничем не примечательное двухэтажное строение, приютило беглецов Свелева. Довруж остался при супруге Лимома. Грозная хозяйка использовала шустрого старика для поручений, требовавших приложения ума. Лучшей доли Довруж и пожелать не мог, к тому же хвастушка Светка, так полюбившаяся старику, приняла на себя обязанности швеи Аделии. Особое расположение воеводиной жены сделало девчонку, старшей над прислугой.

Об одном Довруж жалел, прекратились его беседы с удивительным чужаком. Сантар теперь весь день находился при хозяине. Мрачнея день ото дня чужак, перестал общаться с прислугой, да и с воеводой у них все чаще случались перепалки. Слуги с удивлением взирали на горячие споры простолюдина и правителя, пусть и заштатного городка, но все же правителя. Особенно сильная ругань начиналась после посещения царских палат. Довруж так и не понял, чем так не угодил чужаку Бенкарт. Царь как царь, получше многих, что правили до него. Людей жалеет, а что нищета, так, то от бога, и злых бояр. Уж очень жадны советники царя, особенно Мурлозовы. Окрутили Бенкарта, и лютуют, пока царь спасает земли Дангрисиды от тульган, шувенгов и разных иных ворогов. Конечно при Старом Ористе жилось привольней, соседи попритихли, зима уходила вовремя, лето вступало в свое время, вот только земля родить перестала под конец правления царя, прозванного в народе Разумным. Уже тогда пошли слухи, что гневаются небеса на род людской за грехи его. Хотя если верить Сантару, то недород произошел из-за того, что закончились леса.

— Ваши леса, будучи срубленными и сожженными, давали превосходную золу, что питала злаки. Два, три года урожай, а затем надо вырубать новую деляну, поскольку поле истощалось, так оно и шло до сего времени. Теперь же запас свободных земель, где ни разу не пахали, или на которых вырос зрелый лес не осталось. Отсюда и неурожай. Стоит дать земле отдохнуть два, три человеческих века, как она вновь подарит и лес, и плодородную деляну — объяснял чужак, терпеливо пробираясь через суеверия простолюдина.

Сегодня Сантар не на шутку сцепился с хозяином, уже четверть часа в комнате воеводы стоял крик.

— Лимом, царь должен заставить священство умерить аппетиты! Иначе по осени в королевстве будет голод! И толпы, что сейчас осаждают раздатчиков на рынках, придут к дворцу, и к поповским амбарам! Они уже просить не будут, люди просто возьмут, то, в чем им отказали!

— Ты требуешь того, что Бенкарт дать не может, нет у него власти над священством. Поверь, помощь жрецов, будет куда важнее гнева простолюдинов, в надвигающейся войне. Голытьбу мы разгоним, а вот с тульганами, так просто не получиться. Нам нужна поддержка церкви, чтобы остановить их гадкую ересь, которой они отравляют души честных дангрисидов.

— Да при чем здесь души?! Людям скоро жрать будет нечего, а твоему Бенкарту некем будет править…!!!

— Ты это, не забывайся, чужак!!! — повысил голос воевода. — Думай, что говоришь! — уже спокойней добавил он. — Полагаешь мне нравятся скаредные жрецы? Нет, но на них держится наше царство. Если священство отвернется, то и Бенкарт долго не усидит на троне, а если царя не будет, то церкви Дангрисиды придется склониться перед еретиками Тульгана. Как думаешь, что объединяет наши земли? Власть монарха, или сила моей сабли? Нет, истинный Бог соединяет воедино разные семьи и племена, вера скрепляет многоликую Дангрисиду. Потому нельзя ругаться с жрецами. Умрут сотни от голода, значит так положил он, — палец воеводы указал на потолок, — и эта жертва неизбежна.

— Однако жесток твой бог, — выдохнул едва, сдерживая гнев Сантар.

— Какой есть.

Дверь распахнулась, прислуга рассыпалась по полу. Редая охая терла шишку, которая быстро набухала на лбу, а Довруж, смущенно крякнув откатился в сторону, освобождая дорогу Сантару. Чужак протопал мимо, даже не взглянув на старика.

— И чтоб я тебя больше не видел!!! — взревел воевода, из-за неплотно прикрытой двери. — Иначе казню! Правдолюбец.

Глава 4

Война обернулась поражением, дружины Дангрисиды откатили обратно к столице. Непривычные к слякоти тульгане отстали, и не могли более преследовать разбитого врага. Лето так и не пришло, следом за паводком начались дожди, которые лили безостановочно два месяца. Хлеб в полях сопрел, предвидя голод, смерды потянулись к городам, но там селян встретили запертые ворота, и копья стражи. Вскоре среди обездоленных разнесся слух о хлебных раздачах в Ронаде, и огромные армии голодных наполнили раскисшие дороги, ведущие к столице.

Лимом с раздражением смотрел на исход деревенской бедноты. Более крепкие хозяйства еще держались, но готовились к тяжелым испытаниям грядущей зимы, о чем говорили окруженные частоколом дома, где в воротах дежурили крепкие мужики, вооруженные копьями и топорами.

Уже у столицы, слякоть сменила лютая стужа. За два часа лужи покрылись толстой коркой льда,