Первые пугающие намеки заключались в том, что человек, который весь вечер говорил с ней в основном о работе, может быть, и был острым инструментом, вспоровшим швы предыдущей истории, вот только он вряд ли был тем, кто помог бы Кристен создать какую-то новую, годную замену. Он был следствием, а не причиной. Кристен вконец извелась после долгих месяцев внутренней борьбы с собой – «если не сейчас, то когда?», – и у нее просто не оставалось сил для принятия окончательного решения – «если не это, то что же?».

Во всяком случае, не сегодня.

Подошла официантка – узнать, не нужно ли чего, и, к облегчению Кристен, сбила ее с мысли, прежде чем мысль успела сформироваться.

Она заказала горячий шоколад – в Лондоне было очень, очень холодно – и сделала еще одну попытку ответить на мейл Джилл, своей двоюродной сестры.

Вместо этого она задумалась о картине, которая висела в доме, где Кристен уже давно не была. В доме, который когда-то был ее домом, в Санта-Крузе.

Картина, неплохая акварель с изображением Биг-Сура, написанная художником из Кармеля, стоила всего триста долларов (вместе с багетом), и Стив купил ее полтора года назад. Эта значительная, но вполне приемлемая сумма не заслуживала той страстной отповеди, которой разразилась Кристен, узнав о покупке. Стив редко покупал что-то для себя. В сущности, он даже спросил разрешения у жены (ну, или дал ей понять о своих намерениях, чтобы адвокат противной стороны мог высказаться), и она не возразила.

Почему же тогда она отнеслась к картине с таким пренебрежением: мол, какая разница, где ее повесить? Откуда взялось это равнодушие?

А потом, спустя несколько недель после приобретения картины, пока Стив укладывал спать Ханну, Кристен с бокалом сидела во дворе и разглядывала заднюю стену дома, в котором они прожили семь лет. И тут ее внезапно осенило, будто ответ на мучивший ее вопрос упал с ясного неба.

Биг-Сур многие годы был местом их мечты. Они ездили туда каждый год, на выходные. Вместе с Ханной бродили по горам, смотрели, как она играет на берегах быстрых ручьев и на продуваемых ветром пляжах. Биг-Сур укоренился в воображении и самой Ханны, и ее родителей.

Они часто говорили о Биг-Суре, и само собой подразумевалось, что, когда (не если) Стив напишет сценарий для популярного телесериала и заработает много денег, они купят ветхий домик на вершине лесистого утеса над безбрежным тихоокеанским простором. Отремонтируют новое жилище, но сохранят его старинную прелесть. Соорудят башню из местного камня, как сделал Робинсон Джефферс, и в ней Стив будет сочинять новые сценарии. А долгими вечерами будут разжигать камин и нежиться на мягких подушках у огня, завернувшись в домотканые одеяла, потягивая местное вино и размышляя о прекрасном. Только вот…

Кристен больше не мечтала о Биг-Суре.

И не потому, что мысль о домике была неприятна. Она больше не прельщала, хотя и не прискучила. Она просто не вызывала никаких эмоций. И это было очень странно. Как если бы с тоской смотреть из-за забора на опушку леса, представляя, как в один прекрасный день распахнешь калитку и по извилистой тропке отправишься в долгожданное путешествие, а потом обнаружить, что манящий пейзаж – всего лишь декорация, за которой ничего нет: ни тропы, ни путешествий, ни приключений.

А потом осознать, что тебе все равно. И не чувствовать горечи утраты. Просто пожать плечами и отвернуться.

Кристен видела, как муж сбегает по внутренней лестнице, как его голова мелькает за маленькими круглыми окошками в стене. Он вошел в кухню, налил себе бокал вина – местного, но не самого лучшего (в то время они экономили). Кристен знала, что он посидит там какое-то время, отвечая на мейлы, а потом выйдет к ней во двор.

Она разглядывала его лицо, такое знакомое, склоненное над лэптопом на кухонном столе, следила за привычными движениями. Она его давно знала, пятнадцать лет была за ним замужем, и только теперь поняла, что ей абсолютно все равно, выйдет он к ней или нет; это означало, что ключи к ее сердцу утратил не только Биг-Сур. Теперь ключи к ее сердцу хранила только она.

Она хранила их ревностно, понимая, что в один прекрасный день сядет в машину и уедет.

И этот день настал. Она уехала из дома. Далеко-далеко.

Но потом остановилась.

Звук женского голоса заставил Кристен вздрогнуть.

– Что?

– Ваша штука сейчас упадет, – сказала женщина.

Кристен увидела, что айпад вот-вот соскользнет у нее с коленей. Она сдвинула его поудобнее и улыбнулась незнакомке. Старухе было около восьмидесяти. Ее длинные седые волосы были распущены, и Кристен с тоской вздохнула – в Лондоне такого практически не увидишь, а вот дома…

– Спасибо, – сказала Кристен. – Я задумалась.

– Да, давно пора, – недружелюбно проворчала женщина и вышла из бара.

Чуть погодя Кристен увидела, как она под дождем идет прочь от гостиницы по темной улице.

Ночью, одиноко лежа в холодной постели, Кристен не могла заснуть и все раздумывала, что означают слова старухи.

Давно пора.

Она повернулась на бок, увидела на прикроватном столике телефон, терпеливо ждущий четверти седьмого утра, чтобы ее разбудить, потому что каждое утро она проводила час на беговой дорожке в гостиничном спортзале. А в Калифорнии еще вечер. «Может быть, позвонить Стиву, проверить, все ли в порядке?» – подумала она.

Но тут же отмела эту странную мысль.

С ним все в порядке.

Они уехали, когда еще не рассвело.

Дедушке пришлось вытащить все из багажника, чтобы положить туда машину, а потом расчистить задние сиденья, освободив место для Ханны и Ветроцапа. Ханна помогала. Бес тоже бросился помогать, но сразу же что-то сломал, и ему было велено отойти в сторону. Дьявол стоял на тропинке у обрыва, глядя на океан. Дедушка объяснил, что он слушает темный шорох звезд. Ханна решила, что он просто ленивый или злой.

Вещи, вытащенные из машины, свалили в гостиной, и Ханна очень старалась не думать о том, что по правилам вся эта груда никак не может поместиться в машину. Но дедушка был Инженером. Он умел укладывать вещи в самые крохотные пространства. Только и всего.

Наконец дедушка запер домик, и все уселись в машину. На этот раз они не ехали живописной дорогой, а отправились в аэропорт напрямую. Дедушка вставил диск в плеер, и Ханна, устало глядя в окно, поняла, что эта музыка действительно похожа на разговор неба и деревьев и полна мудрых и добрых вещей и что иногда без слов легче выразить то, что тебе хочется сказать.