чья вера в людей не поколебалась бы при виде под этим актом имя Императора Франца, который впоследствии подписал трактат Священного союза, – этого нравственного катехизиса трех государей.

Защитник прав народных, втоптанных в грязь безнравственной политикой князя Меттерниха, граф Каподистрия находил сочувствие в честной душе Александра и не только пользовался полной доверенностью, но и искренней дружбой Государя. За то князь Меттерних с удивительной настойчивостью работал об удалении его от русского двора. Его инструкции Австрийским уполномоченным в Петербурге, его письма служат лучшим тому доказательством. Король Французский, во время пребывания графа Каподистрия в Париже, приказал показать ему несколько подобных документов, где его выставляли как опасного интриганта, как возмутителя народов против Государей, даже как заговорщика, и очень ловко, через частную переписку, иногда даже через женщин умели довести это до ушей Государя. Каподистрия оставался верен своему призванию, своим началам и скорее согласился сойти со сцены действия, чем изменить им. Стурдза, граф Блудов, князь Горчаков и многие, знавшие коротко этого государственного человека, сохранили к нему глубокое благоговение и отзывались об нем с восторженным увлечением.

Обратимся к другим деятелям того времени. Блудов не был знаком с графом Сперанским до возвращения последнего из ссылки. Увлекшийся подобно другим идеей обновления России в начале царствования Императора Александра I, Блудов невольно призадумался об их последствиях и начал серьезно всматриваться в них и изучать. Записка Карамзина о древней и новой России была в то время неизвестна, но мнения, в ней выраженные, служили как бы отголоском известной партии. Всего же более повредила Сперанскому в общественном мнении ловко пущенная мысль, что он приводит в исполнение Наполеоновские идеи, навеянные на него в Эрфурте.

С Поццо-ди-Борго граф Блудов встречался редко в жизни, но его образ, его разговоры, так врезались в памяти молодого дипломата, что он с точностью передавал их тридцать лет спустя. О сношениях его с графом Каподистрия мы будем говорить впоследствии.

По возвращении из армии, Блудов встретился с одной знаменитой личностью, которая столько же была известна в мире дипломатическом как и военном: князь Кутузов назначался главнокомандующим армиею на Дунае и желая узнать о положении дел в Княжествах послал за Блудовым. В разговоре с ним, отдавая справедливость действиям Каменского, Кутузов не одобрял однако приступа к Рущуку: «в войне, как и в дипломатических переговорах со всякой державой, а с Турцией особенно, – заметил он, – не должно никогда забывать двух главных союзников – терпение и время; надо было пустить их осаждать Рущук, а не солдат».

Глава четвертая

Двенадцатый год; Государь и народ действуют единодушно. Падение Сперанского. Устранение Барклай-де-Толли. Пребывание Блудова в Стокгольме; его дипломатическая деятельность; дружеские отношения к семейству Сталь. Граф Строгонов. Славнейшая эпоха в жизни Государя Александра I и торжество России. Венский конгресс. Баронесса Криднер. Вторичное занятие Парижа. Трактаты; священный союз; причины, побудившие к составлению его и последствия.

Двенадцатый год наступал во всеоружии страшной смерти. Ему предшествовала невиданная до того по величине и блеску комета, служившая грозным знамением для суеверного народа. Бедствия более существенные сопровождали одиннадцатый и начало двенадцатого года: запылали города и села русские: Киев, Воронеж, Казань, Уфа, Житомир, Бердичев и многие другие города обращены были большей частью в пепел. Во многих местах явился голод. Наконец, Русской земле, давно необагряемой кровью, пришлось пресытиться ею, как некогда, во времена монголов и Литвы. Наполеон вторгся в пределы России и лавой понесся по ней, не находя настоящей преграды до Бородино. Он вторгся без предварительного объявления, беззаконно попирая международные права. Мы однако ожидали войны, хотя еще и не были к ней приготовлены; средства наши были отчасти истощены, отчасти затрачены на продолжительную борьбу с Турцией. Только тут, почуяв рану, нанесенную прямо в сердце, восстала вся Россия как один человек; торжественный обет Александра, не вступать ни в какие переговоры с Наполеоном, пока хотя один человек из неприятельской армии будет в пределах России, нашел отголосок в каждом русском, возвратил Государю прежнюю безусловную любовь и безграничную веру в него.

Когда он явился в Москве, грустный, подавленный тягостью совершавшихся событий, один из толпы, посмелее других, купец или мещанин, подошел к нему и сказал: «Не унывай! Видишь сколько нас в одной Москве, а сколько же во всей России! Все умрем за тебя». Он передал словами то, что было на сердце у каждого. В армии как и в народе, ополчившемся чем попало, Государь мог читать выражение одних чувств, одних слов: «Caesar morituri te salutant»[38].

Здесь должны мы упомянуть о событии, которое находится в связи с обстоятельствами войны, – мы говорим о ссылке Сперанского. Была ли это жертва, принесенная общественному мнению, совершилась ли она вследствие клеветы и доноса, как думают более беспристрастные потомки, или личных убеждений Государя, – во всяком случае это была мера, приведенная в исполнение без предварительного следствия и суда, чего прежде не мог бы потерпеть Александр, и о чем нельзя не пожалеть в настоящее время. Но не так думали современники, они говорят об этом событии, как о первой одержанной над французами победе. – «Не знаю смерть лютого тирана могла ли бы произвести такую всеобщую радость», – говорит в своих записках желчный Вигель.

Несколько месяцев спустя, общему мнению, общему требованию суждено было выказать другую вопиющую несправедливость, но то было время тяжелое, смутное, время испытаний, когда полчища Наполеона наводнили уже всю Западную Россию и шли к обеим столицам.

Какой-то глухой, подавленный стон стоял над Россией. Казалось, неудовлетворенная злоба, жажда мести боялась высказаться, чтобы не слышать собственного стыда. Народное чувство было пробуждено, настроено, страсти воспламенены, как это было, вероятно, во времена 1612 года; женщины вооружались чем могли, кидались на отсталых французов, терзали их; бедняк нес последнюю копейку на защиту отечества. Посрамление земли родной и церкви – самая злая из всех бед, и горе врагу, который, в торжестве победы, не умеет уважать этого народного чувства. – Россия и Испания служили лучшим доказательством. В эти-то минуты неестественного, напряженного состояния и всеобщей вражды к иностранцам послышался общий ропот против русских генералов, носивших иноземное имя. Не понимая плана военных действий Барклай-де-Толли, его укоряли в медленности, даже в предательстве. Государь уступил народу, так безгранично жертвующему собою для спасения России. Отправляя престарелого Кутузова главнокомандующим, он сказал ему: «Ступай спасать Россию!» и предоставил славу этого спасения ему, а Барклай, как истинный герой, стал в ряды подчиненных.

Предоставим истории записывать на своих страницах великие события той великой эпохи и обратимся к скромной судьбе Блудова. В ней