Катер пересек лагуну, развернулся и по широкой дуге подошел к причалу, расположенному рядом с Пьяццеттой — площадью, непосредственно примыкающей к главной площади города, единственной, которую называют площадью, точнее — Площадью с большой буквы сами венецианцы — площадью Сан-Марко, в любое время дня и ночи заполненной шумными, многоязычными толпами туристов и такими же шумными стаями голубей.

Старыгин ничуть не удивился, что они прибыли в самый центр туристической Венеции: ведь именно здесь, на площади, прямо напротив собора Святого Марка, располагается музей Коррер, куда он привез картину Тинторетто.

На причале их поджидали еще два немногословных карабинера, которые бережно приняли ящик с картиной. Теперь вся группа выстроилась ромбом — один карабинер впереди, за ним двое с ящиком и затем — замыкающий. Следом за карабинерами шли Дмитрий Алексеевич и доктор Контарини.

Карабинеры с важным видом проследовали через площадь, раздвигая толпу туристов, как ледокол раздвигает весенние льды, вошли под опоясывающую площадь аркаду и оказались перед служебным входом музея. Старыгин со своей итальянской коллегой вошел в музей, и тут к нему подошла служительница в строгом черном костюме, с музейным бейджем на лацкане.

— Доктор Старигин? — осведомилась она.

— Да, это я.

— Для вас есть письмо. — Женщина протянула ему узкий конверт, на котором было отпечатано имя реставратора.

— От кого это? — удивленно осведомился Дмитрий Алексеевич.

Однако служительница, не ответив, уже исчезла в боковом коридоре.

Заинтригованный, Старыгин разорвал конверт по краю и достал из него листок желтоватой бумаги. На этом листке было написано от руки по-итальянски:

«Исповедальня церкви Святого Моисея».

Чуть ниже было указано время и добавлены еще два слова, на этот раз латинские: «Secretum Secretorum».

Старыгин не представлял, кто оставил ему эту записку, но два латинских слова, приписанные внизу, те самые два слова, которые он прочел на портрете адмирала Морозини, заставили его сердце забиться от волнения.

Он должен пойти на встречу! Должен увидеть автора лаконичной записки! Должен узнать то, что известно ему!

Старыгин взглянул на часы.

До времени, указанного в записке, оставалось меньше получаса.

— Простите, доктор, — смущенно обратился он к своей итальянской коллеге, — я не слишком хорошо знаю Венецию. Где находится церковь Святого Моисея?

— Церковь Сан-Моизе? — в голосе итальянки прозвучало удивление и неодобрение. — Но это совсем неинтересная церковь! Один из худших образцов венецианской архитектуры! Мэтр Джон Рескин назвал ее самой неуклюжей постройкой Венеции! В нашем городе множество куда более интересных церквей и соборов!

— Не сомневаюсь. Но все же… кажется, эта церковь где-то совсем неподалеку?

— Ну да, в двух шагах отсюда по калле Валларессо.

— Тогда — простите, но я вас должен ненадолго покинуть.

— Как? Но мы с вами не успели переговорить о картине…

— Ну, пока вы ее распакуете, я уже вернусь! Простите… — И Старыгин, не дожидаясь возражений, покинул музей. Он шел быстро, не оглядываясь, потому что не хотел встречаться глазами с коллегой. Что она подумает про него? Что он — несерьезный человек.

«Да и пускай, — неожиданно подумал Старыгин, — в конце концов, я только сопровождал картину. Пока они там с документами разберутся, я уже вернусь. Я должен разобраться в этой странной истории с портретом адмирала».

Он поймал себя на мысли, что не слишком удивился записке, в глубине души он ожидал чего-то подобного. На его пути уже встречались тайны, ему приходилось пускаться во все тяжкие, чтобы разгадать их. Старыгин почти смирился, видно, такая уж у него судьба, и даже себе не признавался, что от спокойной жизни начинает немного скучать.

Он прошел по нарядной торговой улочке, где в витринах были выставлены наряды от самых знаменитых модельеров Италии. Ценники на этих нарядах были астрономические.

Не отвлекаясь на высокую моду, Дмитрий Алексеевич дошел до одного из бесчисленных мостов, обернулся и увидел белоснежный, покрытый лепниной барочный фасад церкви.

Он понял причину неодобрительного отзыва своей итальянской коллеги: в этой церкви все действительно было чересчур, всего было слишком много. Особенно забавными были белокаменные верблюды на фасаде.

Время, указанное в записке, стремительно приближалось, и поэтому Дмитрий Алексеевич, не задерживаясь перед пышным фасадом, вошел внутрь церкви.

Внутри она тоже была отделана с избыточной роскошью. В стеклянной будочке возле входа сидел пожилой служитель, который за три евро продал Старыгину билет и план церкви. Взглянув на этот план, Дмитрий Алексеевич узнал, что в капелле слева от входа находится «Тайная вечеря» Пальмы Младшего и «Омовение ног» Тинторетто. Но сегодня его интересовало совсем другое.

Оглядевшись, Старыгин направился к резной кабинке исповедальни, которую он увидел справа, за мраморным надгробием какого-то средневекового аристократа.

Отдернув шторку, он вошел в кабинку, опустился на деревянную скамью и взглянул на часы.

Он успел вовремя. До назначенного времени оставалась всего одна минута.

И тут за деревянной решеткой послышался шорох, скрип скамьи, и затем прозвучал приглушенный голос:

— Secretum Secretorum!

Неизвестный замолчал, словно ожидая какого-то ответа.

Старыгин на мгновение замешкался, но потом сообразил, чего ждет от него неизвестный собеседник. Он пригнулся к решетке и вполголоса проговорил:

— Ventisei diciassette. Двадцать шесть семнадцать.

— Слава богу! — прозвучало из-за решетки. — Вы ее привезли? Она здесь, в Венеции?

— Вы говорите о картине? — уточнил Старыгин. — О портрете адмирала Морозини?

Вместо ответа за решеткой раздался какой-то странный звук — хрип, перешедший в стон. Затем наступила тишина.

— Что с вами? — удивленно проговорил Дмитрий Алексеевич. — Что случилось?

Ему никто не ответил.

В душу Старыгина закрался страх. Он торопливо выбрался из кабинки, взглянул на ее вторую половину — ту, где находился его невидимый собеседник.

Дверца кабинки была приоткрыта.

Старыгин не удержался и заглянул в проем.

В полутьме исповедальни он разглядел привалившегося к стене человека в черном плаще и классической черной маске. Человек этот не подавал никаких признаков жизни.

«О господи! — подумал Старыгин. — Он, кажется, мертв!»

Первым его побуждением было открыть кабинку, попытаться оказать помощь неизвестному, позвать кого-то…

Но тут он оглянулся и увидел в глубине церкви быстро удаляющуюся фигуру. В этой фигуре было что-то странное, неправдоподобное, фантастическое…