Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вот медляк закончился, и красавица мечты убежала из зала, сказав, что ненадолго. К тому времени парень уже начал трезветь, и эйфория вместе с алкоголем выходила из него, поэтому он снова двинулся к стойке, где его ждала сестра со своими подругами.
Около двух часов ночи, когда они всей компанией вышли из клуба, он снова увидел прекрасную незнакомку. Она, уже в белой с черными вставками куртке, стояла неподалеку от входа, курила и не смотрела по сторонам.
– О-о, Макс, вот и телка твоя новая! – крикнула изрядно подвыпившая Ирка, подруга его сестры. – Иди давай с ней!.. Или может нас сначала пригласишь?
– Ага, как же, очень смешно, – саркастически промолвила незнакомка и, бросив на асфальт окурок, пошла прочь. Парень, чувствуя свою вину, под громкий хохот своих девчонок кинулся за ней.
– Подожди! Ты не так все поняла! Ну не обижайся на них, они же пьяные! – крикнул он, догнав девушку. – Ну я же подумал… после того, что там было… Может быть, у нас что-нибудь получится?.. Меня Максим кстати зовут, а тебя?
Она наконец остановилась, взглянула на него, и на губах ее заиграла улыбка, сразу сделав ее еще более привлекательной.
– Аня, – произнесла она, подавая ему руку.
***
После гибели Дениса Настя с истерикой попала в санаторий в другой области, на природе. Когда через месяц ее мать навестила дочь, та выглядела уже не такой изможденной, как в первый день, на щеках играл румянец. Правда, врачи жаловались, что она временами совсем отказывается от еды и порой доводит всех вокруг до крика. Вняв мольбам дочери и врачей, мать увезла ее домой. Едва оказавшись в квартире, Настя заперлась в своей комнате и целый день оттуда не выходила. Как только с работы пришел ее отец, тетя Лена кинулась к нему.
– Вить, сделай что-нибудь! Она с утра сидит у себя на окне, только курит и ничего не ест!
– Ну а я что сделаю? Сама с ней поговори, – грубо ответил отец.
– Нет, ну ты все-таки мужчина! Скажи что-нибудь такое, чтобы она сразу послушалась!
Отец на это только махнул рукой и ушел в гостиную смотреть телевизор.
Настя и правда целый день сидела, подогнув колени и опершись спиной на раму, на подоконнике у раскрытого окна, в длинной тельняшке и темных колготках, которые она теперь носила всегда и везде, смотрела на улицу и курила одну сигарету за другой. Жизнь снаружи, надо сказать, была довольно унылой. Вот на детской площадке, где из-за пасмурной погоды никого не было, появилась пожилая женщина с годовалым малышом. Ребенок кинулся сначала в песочницу, затем на качели, потом стал просто бегать по дорожкам. Полгода назад это зрелище вызвало бы у Насти восторг и умиление. Теперь же она только равнодушно выпустила из губ клуб дыма и бросила окурок на асфальтированную дорожку, где уже белело с полдюжины таких же. Малыш, заметив упавшую сверху непонятную штучку, кинулся к ней, но женщина вовремя подхватила его на руки.
– Девушка, а можно сюда не кидать? – укоризненно посмотрев на Настю, спросила она. – Здесь же все-таки чистое место. И потом, детки играют.
Промолчав в ответ, Настя показала женщине средний палец и демонстративно прикурила новую сигарету. Женщина злобно прошептала что-то себе под нос и, взяв ребенка за руку, поскорее увела его с площадки.
Некоторое время спустя знакомый парнишка со двора, проходя внизу, крикнул дурацким голосом:
– Настька, смотри не свались! И письку береги!
Она со злостью на лице показала средний палец и ему, но он, только засмеявшись, прошел мимо. «Настька»! Теперь все звали ее только так и никак иначе. И в этом уничижительном имени, как ей казалось, отражалась вся ее грязная сущность.
Когда в сгущавшихся сумерках мать зашла к ней в комнату, чтобы все-таки поговорить, дочка по-прежнему сидела, не отрывая взгляда от грифельно-серого неба и громад новостроек. Тетя Лена со вздохом огляделась и вспомнила, что когда-то в детстве Настя была очень аккуратной, всегда прибирала свои игрушки и одежду на места, застилала кроватку, даже сама вытирала пыль. Теперь же комната изменилась до неузнаваемости: одежда и косметика разбросаны где попало, пустые пачки из блока сигарет, который Настя упросила мать купить по пути домой (в санатории ей курить не разрешали), валялись рядом, не закончившиеся же еще пачки были свалены горкой на столе, куда с подоконника было удобней всего дотянуться. Родители не курили и пепельницы в доме тоже не было, поэтому Настя и выбрасывала окурки прямо в окно.
Прежде чем начать разговор, мать прошлась по комнате, подняла с пола старые колготки и косметичку, затем, решившись, направилась к дочери.
– Фу, Насть, ну может хватит уже курить? – заговорила она, ласково гладя дочь по коленке. – У тебя и так сердечко слабое, я тебе это как врач говорю.
– Мама! – обернувшись, резко произнесла Настя. – Я тебе сколько раз говорила! – затем, отвернувшись, добавила уже мягче: – Я тонкие курю, от них ничего не станет.
Не решившись ничего на это сказать, мать снова ласково погладила дочку, на этот раз по плечу. Какая же она худая, подумала она про Настю. Она и раньше-то была совсем не толстая, а уж теперь, после санатория, только кожа да кости остались [при этом, надо сказать, красоты она отнюдь не потеряла и выглядела совсем не как анорексичка из телешоу, да и цвет лица был обычный, так что она по-прежнему могла привлекать к себе парней].
– Сходила бы, доченька, покушала, – принялась настаивать мать, – с самого утра же ничего не ела.
– Ну мам! – так же резко дернулась в ее сторону Настя. И снова тихо добавила: – Я не хочу есть.
Не выдержав, мать смахнула с подоконника пепел и села рядом с дочкой.
– Настенька, ну что с тобой такое? Ты целый день сама не своя. Расскажи, что случилось. Я же все-таки мама твоя, не чужой кто-то.
Настя выбросила окурок и впервые взглянула на мать без злости. В глазах ее даже блеснули слезы.
– Мам, да если бы я сама знала, что со мной такое! – заговорила она, спокойным, впрочем, голосом. – У тебя бывали такие моменты, когда тебе вообще ничего не хотелось делать… или, может, ты просто не знала, чего тебе хочется? Вот и я сейчас так же ничего не знаю.
Вконец растрогавшись, тетя Лена зарыдала и сквозь слезы вымолвила:
– Дочка… ты пойми, я только добра тебе желаю… добра… Ты уж на