с шумом разбрызгивая воду с асфальта, проносились другие машины. О том, чтобы идти дальше пешком, и речи быть не могло. Поняв, что угроза была нешуточной, Настя раздавила окурок в пепельнице и примирительно показала пустые ладони. Вадим, с лица которого еще не успела сойти ярость, завел машину и двинулся дальше. Еще километров пятьдесят они ехали молча. Настя, положив ногу на ногу и откусывая заусеницу на указательном пальце правой руки, думала: «Что-то он больно сердитый. Поссорился что ли с женой или кто она ему там? Да нет, по телефону они вроде нормально разговаривали. Может, просто не любит таких, как я? Или пытается в папочку играть? Что ж, а это даже неплохо. А если попробовать?..»

Они уже подъезжали к городу и стояли в пробке. Погода прояснилась, тучи разошлись и выглянуло солнце. Ярко-оранжевое, оно склонялось к горизонту, било лучами в стекло и придавало всему вокруг какой-то восторженно-романтичный оттенок. Сняв очки, Настя взяла водителя за руку, лежавшую на рычаге скоростей, и без всяких церемоний положила ее к себе на колено, так же, как когда-то было с Денисом. Вадим оторопел, а Настя между тем уже вела его широкую ладонь по темной нейлоновой дорожке вверх, под юбку. Он в ужасе выдернул руку.

– Ты че, совсем спятила?

Но было уже поздно: распалившись, она закинула левую ногу ему на колено, а руками обхватила за шею. Ощутив совсем близко пьянящий аромат ее духов и волос, Вадим уже готов был потерять голову, но в этот момент позади раздался громкий автомобильный гудок. Настя, которая после той страшной аварии до смерти боялась гудков, отпрянула назад, и Вадим, воспользовавшись этим, дал газу, поглядывая на пассажирку предупредительным взглядом: мол, только попробуй еще раз, и тебе конец. Настя и сама понимала это и сидела, тяжело дыша и привалившись спиной к дверце.

– Извини, – только и вымолвила она.

Доехав до нужной улицы (к тому времени уже стемнело, и город зажегся своими обычными яркими красками), Вадим затормозил и, как только Настя обессиленно вывалилась из машины и взяла тяжелые сумки, резко газанул и вскоре скрылся за поворотом. Настя смотрела ему вслед со слезами на глазах. Впервые ее чары дали осечку. А вдруг теперь всегда будет так? Она машинально закурила и двинулась через темный парк к своему новому дому.

[К слову сказать, ее месть несостоявшемуся ебарю удалась сполна: когда жена Вадима обнаружила в пепельнице в его машине «окурочек со следами губной помады», разразился скандал, который привел в конце концов к их разводу].

***

Майская ночь дышала теплом. В воздухе разносился аромат сирени, смешанный с еще не улегшейся городской пылью. Однако восторженный лопух Максим дышал только одним – ароматом духов своей спутницы, который для него затмевал все остальное. Еще Ева когда-то давно учила Настю: «Помни, для твоего парня весь мир вокруг должен пахнуть только тобой одной».

Она и сама не знала, зачем назвалась Аней. Это имя всегда нравилось ей больше собственного, когда-то, возможно, она даже считала его уменьшительным от «Анастасия». Как бы то ни было, вскоре это имя должно было сыграть в ее жизни важную роль.

Они прошли темной парковой аллеей и присели на скамейку. Над ними едва слышно шелестели деревья, еще выше маячили мрачные коробки домов, расцвеченные редкими огоньками окон, а совсем высоко раскинулось необыкновенно чистое, чернильно-черное небо. Максим восхищенно оглядывался вокруг, по-дурацки приоткрыв рот.

– Красиво… – прошептал он.

Настя равнодушно заложила ногу на ногу и, достав из кармана куртки пачку тонких сигарет, вытянула одну, прикурила от зажигалки (делать это одной рукой она так и не научилась – большой палец сильно уставал, а на зажигалку с крышкой мать денег не дала), затянулась.

– Жаль, что мы не в Петербурге, – мечтательно заговорил Максим. – Жаль, что не белая ночь. А то было бы совсем как у Достоевского… Настенька… Совсем как ты…

Вздрогнув было сначала (неужели он знает?!), затем Настя поняла, что парень, должно быть, начитался всяких книжек и забил голову глупой романтикой. Держа правую руку возле коленки, она аккуратно сбила пепел на асфальт.

– А у тебя есть белый платок? – спросил вдруг Максим, резко повернувшись к спутнице. Та в свою очередь с изумлением уставилась на него: уж не спятил ли?

– Я просто вспомнил: белый платок, для утирания слез страждущих… эмблема Жандармского корпуса… я об этом где-то читал. А тут ты… такая чистая, невинная красота…

Усмехнувшись про себя и одновременно поняв, что парень, видимо, много выпил и оттого несет всякую чушь, она отвернулась и опустила взгляд. Между тем Максим как раз начинал трезветь. Глядя на переплетенные между собой ноги девушки в темном нейлоне, словно пара змей-медянок, он глубокомысленно продолжил:

– А ведь жандармы – словно золотари, которые следят за тем, чтобы дерьмо из канализаций не хлынуло на улицы, – затем вдруг, спохватившись, он вскочил и громко, с небольшой паузой, произнес: – А пошли… ко мне домой!

– Зачем? – спокойно ответила Настя, вставая и отряхивая юбку. – Мой дом совсем близко, вон там, – она указала на узкую, как стрела, девятиэтажную коробку, на четвертом этаже которой темнело окно ее квартиры.

– А у тебя разве… никого дома нет? – с той же паузой, только уже не так уверенно спросил Макс.

– Нет, я одна живу, – так же спокойно ответила она.

– Тогда пошли, – произнеся это дрожащим от еле сдерживаемого восторга голосом, он хотел уже взять ее за руку, но потом передумал и скромно поплелся рядышком. Ему было радостно и одновременно немного досадно. Радостно – потому что ему первый раз в жизни предстояло заняться этим, досадно – потому что сестра не присутствовала при этом и не могла ему позавидовать.

Перед входом в подъезд Настя, принимая меры предосторожности, накинула на голову капюшон куртки и, подобно ассассину, скрыла таким образом лицо. Смотревший на нее сзади Максим пришел в еще больший восторг – такой прекрасной она выглядела в капюшоне. Между тем для Насти это была совсем не ерунда. Жила она здесь недавно, никого из соседей толком не знала, да и ее никто особо не узнавал, если не видел лица. А узнай кто, что она водит в квартиру парней, могли запросто возникнуть проблемы. Поэтому на всякий случай она решила не палиться. Не знаю, предчувствовала ли она тогда неладное или просто сделала это машинально, да и сама она вряд ли бы смогла это объяснить.

Лифт в подъезде был сломан, поэтому пришлось подниматься наверх пешком. На площадке второго этажа, перед распахнутой дверью в