крестьян. «Смотри-ка, Люций, – сказал один из них, пожилой человек с важным лицом, стоявшему рядом с ним патрицию, – вон пришли деревенские мужики; видно, хотят узнать, не будет ли им какой поживы от войны. С тех пор как мы захватили земли ардейцев[6] и на них поселили несколько сот наших крестьян, они только и ждут от всякой войны, что новых земельных наделов; разбаловали мы их очень…» – «Твоя правда, Гней, – отвечал другой патриций, – только сами мы виноваты в том, что распустили их. Прежде сидели они себе спокойно по своим деревням и не рассуждали много, когда их посылали на войну; а теперь, с тех пор как мы пустили их в народные собрания да позволили им выбирать себе трибунов для защиты, они и подняли нос: теперь они хотят, чтобы им и большие наделы давали из завоеванных земель, и чтобы жалование за походы платили, и даже чтобы на высшие должности выбирали. А мы, вместо того чтобы обуздать их, только боимся их да уступаем им. Скоро они нам совсем на шею сядут».

«Не уступать им, друг Люций, – сказал первый римлянин, – нам нельзя, ведь если им станет уже чересчур плохо жить на наших землях, они уйдут от нас, поселятся где-нибудь в другом месте и положат основание другому городу; вспомни-ка, что было при наших отцах… А ведь из крестьян состоит наше войско, и без них нам не сладить ни с вольсками, ни с эквами, ни с этрусками. А если правду говорить, то дела наши совсем не плохи: пока и власть, и лучшие земельные участки еще в наших руках: а что касается до завоеванных земель, то ведь ты знаешь, что они почти все достаются нам же. Но ты прав: с простонародьем нам нужно бороться и не давать ему много воли. Только не эти деревенские мужики, которые и на собрания-то редко приезжают и в государственных делах мало толку понимают, нам опасны, а вот кто», – кивнул он в сторону центра площади, где стояли зажиточные плебеи. «А самые опасные из них, – продолжал он, – это те смутьяны, которые вышли из их же среды и теперь под предлогом помощи бедным людям волнуют государство. Вон один из них уже, кажется, что-то толкует крестьянам. Пойдем-ка туда – если мы не вмешаемся, он наделает бед».

К крестьянам, действительно, уже несколько минут назад подошел человек с твердыми и резкими чертами лица. Это был один из народных трибунов, защитников крестьян, выбиравшихся из среды плебеев на их собраниях в Риме по трибам. Трибами назывались те деревенские волости, на которые была издавна разбита римская земля. Уже давно деревенские жители имели право собираться на сходы для выбора себе начальников. А лет за 75 до описываемых событий им было дано право сходиться в определенные дни в городе всем вместе для рассуждения о своих делах и для выбора народных трибунов, причем для голосования они соединялись по своим деревенским волостям (трибам). Трибуны имели тогда большую власть в Риме, и к их помощи не раз обращались римские крестьяне, когда им грозила какая-нибудь беда. Трибун одним словом мог освободить крестьянина, если его продавали в рабство за долги или, заключив в оковы, бросали в темницу; он мог избавить всякого крестьянина от неправильного привлечения к военной службе, мог уничтожить всякое распоряжение консула и других властей, если они нарушали интересы плебеев, вообще мог защищать простых людей от всякой несправедливости и обиды. День и ночь были открыты двери его дома для каждого, ищущего у него защиты и охраны. Неудивительно поэтому, что знатные люди ненавидели трибунов всеми силами своей души.

По чистой и опрятной одежде подошедшего к крестьянам трибуна можно было заключить, что это человек не бедный. Хотя в трибуны можно было тогда выбирать всякого плебея, но обыкновенно предпочитали выбирать на эту должность более зажиточных людей из их среды; только зажиточный человек мог уделить достаточно времени и сил для служения государству, особенно на такой хлопотливой должности, как должность народного трибуна.

Оратор

Когда Гней и Люций подошли к кучке крестьян и говорившему с ними народному трибуну, они сразу насторожились. Трибун говорил о предстоящей войне с вейентами и как раз о том, чего они больше всего боялись, – о дележе земли. «Да, граждане, – говорил он, – вам предстоит тяжелое время. Среди воинских трудов, в снегу и инее, проводя время ночью в палатках, покрытых звериными шкурами, а днем за лагерными работами или в сражениях, вы проживете много тяжелых месяцев. Ваши полководцы не напомнят вам, что несут военную службу не рабы, а свободные люди, их сограждане, которых следует хоть зимой отводить домой в крытые жилища и которым нужно хоть когда-нибудь навещать свои деревенские хижины, своих родителей, детей и жен и иметь время пользоваться выгодами своей свободы и присутствовать на народных собраниях. И что же вам дадут за все эти труды, после того как вы своею кровью завоюете вейентскую землю? Нищенские наделы по 2 югера или немногим больше – для поселения на новой земле тем из вас, кому уже невмоготу будет кормиться с семьею от прежних наделов. А что будет с большею частью захваченной земли, вам уже известно по прежним примерам: она будет обращена в общественное поле, которым, как вы знаете, плебеям запрещено пользоваться. Цензор, как только кончится война, предложит всем желающим из патрициев занимать из этого поля столько земли, сколько каждый из них захочет; и они расхватают эти земли в несколько дней, не оставив на вашу долю ничего, кроме воспоминаний о пролитой крови и о тяжелых военных трудах. Правда, патриции будут считаться только арендаторами этих земель, обязанными платить за них в пользу государства ежегодную плату; но разве для кого-нибудь в городе тайна, что цензоры определяют эту плату в ничтожном размере, что взыскивается она со всякими льготами и послаблениями, а часто даже и совсем не взыскивается? И не думайте, чтобы патриции добровольно увеличили вам земельные наделы или допустили вас до пользования общественными полями: чем меньше ваши наделы, тем выгоднее для них. Ведь вы не пойдете просить у них взаймы хлеба и семян для посева, если у вас будет вдоволь всего и у себя. И вот вам мой совет, граждане: идите на войну и храбро сражайтесь с вейентами; без новых земель, приобретенных войною, вам не увеличить ваших наделов; а вейенты – богатый народ, и от него вам есть чем поживиться. Но ради войны никогда не забывайте и